Когда дверь неожиданно распахнулась, ее палец на спусковом крючке напрягся и Сьюзен задержала дыхание. Она услышала голос отца, хранившийся в глубинах памяти все долгие годы, но увидела только брата, который запнулся о порог, когда его впихнули в комнату.
Он поднял глаза, и их взгляды встретились.
Она сразу поняла, что за ним кто-то стоит, и в ту же секунду крикнула:
— Джеффри, на пол! — и сразу начала стрелять.
Нерешительность можно измерить в долях секунды. Джеффри, услышав голос сестры, бросился на пол, чтобы не оказаться на линии огня, однако все-таки недостаточно проворно, потому что первая же пуля, выпущенная из револьвера Сьюзен, полетела в него и попала чуть выше бедра, отчего он согнулся пополам.
Он рухнул, ничего не видя от боли, но понял, что Кэрил Энн шагнула вперед и, встав на колено, начала стрелять, и ее глушитель тихо захлопал. Хлопкам этим вторил грохот девятимиллиметрового револьвера Сьюзен, стрелявшей без перерыва. От косяка летели щепки, от стен — сухие фонтанчики штукатурки.
Кто-то вскрикнул. Джеффри не понял кто. От грохота он почти оглох. Он повернулся к Кэрил Энн, стоявшей совсем рядом с ним, и, с трудом приподнявшись, ударил ее ножом. Та взвыла от неожиданной боли и повернула пистолет в его сторону. Он увидел перед собой черное дуло, когда снова раздался грохот, и этот выстрел, который слился с женским криком и его собственным воплем ужаса, оказался последним: пуля из револьвера Сьюзен попала Кэрил Энн прямо в лоб, и лицо разлетелось, как от взрыва, окропив Джеффри кровавыми брызгами.
В комнате царили страх и смерть.
Джеффри отшатнулся, выкрикнув что-то нечленораздельное, не в силах оторвать взгляд от изуродованного лица. Затем повернулся к сестре. Лицо у нее было белое как полотно, и она застыла в том же положении, в каком вела стрельбу, по-прежнему сжимая в руках револьвер. Патроны закончились, но она продолжала нажимать на спусковой крючок. Джеффри увидел кровь на стене, кровь на блузке.
— Сьюзен!
Она не ответила. Он пополз через комнату, протянул к ней руки. Он пытался понять, куда она ранена, боясь к ней прикоснуться, словно она вдруг стала очень хрупкой и ее можно было разбить. Одна пуля, похоже, срезала ей мочку уха и впечаталась в стену у нее за спиной. Другая, кажется, прошила ногу — джинсы на глазах окрашивались в красно-коричневый цвет, — а третья попала в плечо, но Сьюзен защитил бронежилет, позаимствованный в кабинете агента Мартина.
— Ты ранена, — сказал ей Джеффри. — Все будет хорошо. Я приведу помощь.
От боли бок у него горел и в глазах стояла красная пелена.
— Где он? — спросила Сьюзен испуганным голосом.
— А я тут как тут, — произнес голос позади них.
Громко закричала Кимберли. Джеффри обернулся и увидел, как отец нагнулся в дверях над телом Кэрил Энн. Он вынул из ее руки пистолет и навел на Сьюзен, Джеффри и Кимберли.
Диана услышала стрельбу, и ее охватил ужас. Но тишина, последовавшая за выстрелами, была еще страшней. Она вскочила и побежала что было мочи по темному лесу к ярко освещенному дому. Казалось, каждая ветка, каждая колючка, каждая плеть плюща, встречающиеся ей на пути, старались ее задержать. Диана споткнулась, едва не упала, но устояла на ногах и снова побежала, стараясь не думать о том, что могло произойти в доме. Не останавливаясь, она достала револьвер, который дала ей дочь, и сняла его с предохранителя.
Добежав до края освещенной лужайки, она остановилась.
Дальше — сплошная стена тишины. Она стояла, вдыхая холодный воздух, и не двигалась.
Питер Куртен посмотрел туда, где находились двое его детей и несчастная Кимберли, дрожавшая и захлебывавшаяся рыданиями. Его глаза встретились с глазами Сьюзен, и он кивнул ей.
— Что ж, я ошибся, — медленно произнес он. — Значит, киллером должна была стать твоя сестра, Джеффри.
Сьюзен, внезапно ослабев от боли и пережитого напряжения, снова подняла револьвер.
— Ты убьешь меня? — спросил отец.
Она бросила револьвер на пол, и тот упал на пластиковое покрытие с глухим стуком.
— В шахматах, — медленно сказала она, — именно королева является главной фигурой и предпринимает наиболее решительные действия.
Куртен кивнул.
— Туше́! — весело произнес он, а потом добавил: — Ты, пожалуй, справилась бы с тем парнем в туалете и без моей помощи. Я недооценил твои способности.
После этих слов он прицелился.
В это мгновение Джеффри вдруг понял, что пришел наконец его черед, пусть без пистолета или ножа. Он вдруг понял, как остановить этого человека.
Джеффри улыбнулся. Несмотря на боль. Вдруг. Неожиданно. И посмотрел на отца таким взглядом, что тот замер.
— Ты проиграл, — заявил Джеффри.
— Проиграл? — удивился отец. — С чего бы это?
— Ты умеешь считать? — резким тоном спросил Джеффри. — Умеешь?
— Считать?
— Скажи, отец, ты уверен, что в твоем пистолете осталось три патрона? Потому что если нет — ты умрешь. Ты умрешь в этой комнате, предназначенной тобой для смерти. Ты меня удивляешь. Когда ты ее оборудовал, не приходило ли тебе в голову, что она может оказаться не только для чужой смерти, но и для твоей? Ты ведь такой предусмотрительный!
Куртен продолжал колебаться.
Джеффри увидел, что находится на правильном пути, и продолжил, почти смеясь:
— Можешь ли ты сказать точно, сколько раз твоя жена и сообщница выстрелила из этого пистолета? И вообще, сколько патронов в его обойме? Семь? Девять? Мне думается, что семь. И потом, этот пистолет ведь принадлежал ей. Ты уверен, что достаточно хорошо с ним знаком? Ты не помнишь, была ли у нее привычка иметь в патроннике восьмой патрон? Осмотрись-ка по сторонам и посчитай дырки от пуль на стенах. Кстати, Сьюзен ранена, так что присмотрись к ней и посчитай, сколько раз. Так сколько же раз выстрелила твоя милая женушка, пока Сьюзен не попала ей в лоб?
Куртен пожал плечами:
— Какая разница?
— Очень даже большая, — ответил Джеффри. — Потому что правила игры, похоже, изменились. Ты не заметил?
Отец медлил с ответом, и Джеффри показал ему взглядом на «узи» с полным магазином, под боком у Сьюзен. Кимберли Льюис тоже посмотрела на автомат. Но они не успеют и пошевелиться, как отец откроет огонь.
— Думаю, ты хорошо знаком с оружием подобного рода, — продолжил Джеффри, заставляя свой голос звучать холодно и непринужденно, будто был совершенно уверен в своих словах. — Проще этого оружия не сыскать. Нажимаешь на спусковой крючок, и автомат сам разносит в пух и прах все, что перед ним. Такой же неразборчивый убийца, как и ты. Знай себе поливай, даже не нужно целиться. Просто берешь автомат в руки и водишь из стороны в сторону. Делает из людей решето. Бьет наповал. — Он посмотрел на Кимберли, надеясь, что та поняла инструкцию.
— Это мне известно, — отозвался Куртен, и в его голосе прозвучали нотки гнева. — Но я что-то все-таки не возьму в толк, каким образом…
— Собственно, выбирать тебе, — перебил его Джеффри. — Первый вопрос, на который тебе предстоит ответить, таков: успею ли я убить всех? Потому что, если мне не хватит пуль, меня тут же убьют. И подумай, кто это сделает, отец. Застрелишь меня, останется Сьюзен, которая, как ты только что мог заметить, умеет попадать в цель. Застрелишь нас двоих, это сделает малышка Кимберли, которая поднимет с полу автомат и отправит тебя на тот свет. Ну не бесславный ли будет конец для такого великого человека? Погибнуть от руки перепуганной малолетки! Ты попадешь в ад под дружный хохот всех, кто будет там тебя встречать. Впрочем, я уже слышу, как они над тобой потешаются, смеясь тебе прямо в лицо. Так что, отец, выбор за тобой. Кого убить первым? Хотя нет никакой гарантии, что тебе вообще удастся выстрелить. Остался ли у тебя там хоть один патрон? Впрочем, один-то, может, и есть. Не разумнее ли приберечь его для себя?
Джеффри, Сьюзен и Кимберли замерли в ожидании ответа.
— Блефуешь, — сказал отец.
— Есть лишь один способ проверить, так это или нет. Надеюсь, ты помнишь, у кого были две восьмерки и два туза? [129]Покопайся в памяти, ведь ты же историк.
Куртен улыбнулся:
129