— Не беспокойтесь, Павел Петрович, я всё понял. Я же не дурак.
— Ну, и замечательно. — Павел вручил Гоше визитку Жанны. — Позвони ей, если захочешь сменить работу.
— Хорошо. Спасибо вам.
Павел сглотнул, в горле что-то мешалось. Наверное, ангина начинается.
— До свидания, Гера.
— Может быть, к вам поедем? Я так соску...
— Нет.
— До свидания, Павел Петрович. Мне было очень...
— Иди уже! — и отправил Гошу в снегопад. Тот даже шапку не успел надеть. Успел только положить на сиденье листок с каракулями.
Дома Павел измерил температуру — тридцать девять. Горло красное. Вечером тесть позвонил, обрадовал, что Шишкин прилетит в конце следующей недели. Пять дней Павел провалялся с температурой. К нему приходил Баранов, рассказывал, что его приняли в балетную труппу, а Павел ещё удивлялся, как такого верзилу могли взять в балет? Это же не метлой махать, и не чемоданы из самолёта выгружать. Спросил Баранова: «В Лебедином озере будешь танцевать?», а тот ответил: «Далось вам это озеро, Павел Петрович! Я Чиполлино!»
***
Когда Алёна узнала, что Павел снова не будет ночевать дома, она сильно расстроилась. Павел, едва сдерживая тихое бешенство, заявил:
— Это приказ твоего отца. Ты хотела его помощи, его связей, его денег — так вот ты всё это получила. Но за всё приходится платить. Ты чем-то недовольна?
— Я недовольна, что ты по проституткам шляешься, — Алёна говорила тихо, чтобы из спальни в детскую, где Сашук учила уроки, не донеслось ни звука.
Павел чуть не захохотал.
— Твой отец распоряжается мной, как вещью, а тебя проститутки волнуют? Алёна, я никогда с ними не спал, ты — единственная женщина в моей жизни.
— Я тебе не верю.
— У тебя нет оснований мне не верить, — зашипел Павел.
— Есть! Ты не спишь со мной. А это значит, что ты спишь с кем-то другим.
— Это значит, что я импотент, — резюмировал Павел, разделся до трусов и направился в гостевой санузел. Алёна побежала за ним:
— Как ты можешь так поступать со мной? Мне всего тридцать лет. Почему я должна страдать? — на её глазах появились слёзы.
— Дорогая, меньше всего на свете я хочу, чтобы ты страдала. Заведи себе любовника. Двоих, троих — сколько тебе нужно? Влюбись в кого-нибудь. Брось меня. Только будь уже счастлива, ради бога!
Алёна прижала ко рту обе ладони, словно заталкивая обратно злые слова. Всхлипнула и прошептала потрясённо:
— Ты меня не любишь, Паша. Ты меня ни капли не любишь...
— Да люблю я тебя! Люблю! Только не так, как тебе надо. — Закрылся в ванной и опёрся руками на край раковины, разглядывая сливное отверстие с таким неподдельным интересом, будто в него утекала его жизнь — прямо на глазах. Затем вытащил из аптечки всё необходимое и подготовился ко встрече с Шишкиным.
В гостиницу приехал к полуночи. Шишкин, не старый, не урод, впустил его в номер и вернулся к подоконнику, где Павел заметил бутылку красного и дорожку белого.
— Угощайся, Овчинников.
Павел открыл было рот, чтобы привычно ответить: «Я пас», но вовремя опомнился:
— Я бы вина выпил, — и сел в кресло у окна.
Шишкин разлил вино по бокалам, устроился по-турецки на широком подоконнике и посмотрел сквозь кроваво-красную жидкость на уличные фонари:
— Нравится мне у вас. В Москве слякоть бесконечная и люди очумевшие. Ты с ними о важном разговариваешь, а они левой рукой эсэмэски отправляют, а правой на айпаде что-то пишут. Была бы третья — они бы и её заняли. Я не знаю, что с людьми случилось. Я даже не знаю, когда именно это случилось...
Шишкин отпил вина и занюхал с подоконника дорожку, продемонстрировав Павлу спортивную растяжку. Зажал нос пальцами и продолжил:
— А у вас тут снежок. Бесплатный, из снега. И люди тебя слушают. Я сегодня ездил на горно-обогатительный комбинат по редкоземельным металлам — ты знаешь, он скоро планируется к запуску? Так вот, люди — хоть забирай с собой в Москву. Такие хорошие у вас люди — настоящие, живые. Вкусные. Ты говоришь, а они тебя слушают — реально слушают. И даже понимают! Вот как ты. Ты же понимаешь меня?
— Нет.
Шишкин рассмеялся, откидываясь на тёмное стекло. Глаза неестественно блестели:
— Всё ты понимаешь, Овчинников.
— Почему я?
— Потому что мне скучно. Потому что ты — живой. Потому что когда я тебя трахну, ты не отряхнёшься и не побежишь дальше, как в жопу раненая белка, а это будет что-то значить для тебя. Потому что Крошин меня заебал, и вся ваша ебучая областная Дума меня заебала. Потому что я видел тебя в Москве в очень сомнительном месте, и не делай сейчас такую изумлённую морду. Потому что ты сопротивляешься и злишься. Я ответил на твой вопрос?
— Вы нигде не могли меня видеть. Вы ошиблись.
— Значит, тебе просто не повезло. Раздевайся.
Шишкин еще несколько раз закидывался наркотой. И несколько раз отымел Павла — жёстко, болезненно, не заботясь о его состоянии. И луковый мальчик с ямочкой на подбородке не пришёл спасти своего друга от злого сеньора. Шишкин отпустил утром, когда в окно начал вливаться безжизненно-серый рассвет. Уже одевшись, Павел глухо поинтересовался:
— Вы подпишете решение о строительстве объездной дороги?
— Я ещё вчера подписал, перед отъездом из Москвы. И подрядчика вашего утвердил. — Шишкин увидел обескураженное лицо Павла и начал похабно ржать: — А ты думал, твоя тугая задница что-то решает в этом вопросе? Вот ты наивный идиот! Иди сюда, я тебе ещё разок вдую.