— Да вам и новые времена ничего хорошего не сулят.
— Почему? Мой муж обыкновенный государственный чиновник. Как был чиновником, так и останется им. Какое мы в лесу к политике отношение имеем?
— А как теперь с дамским комитетом?
— Муж считает, что мне туда лучше не ходить. Правда, страшно жаль, но такое уж теперь время, что поделаешь. Помните, какие прелестные у нас были посиделки!
— Да.
— И какой чудесный концерт получился!
— Да.
Когда госпожа Салминь ушла, Эрнестина переоделась и отправилась к госпоже Винтер платить за квартиру. Хозяйка совсем сдала, едва передвигалась, опираясь на палочку, голос стал тихим, усталым, только глаза горели, как два уголька. О генерале, ее сыне, уже второй месяц не было никаких вестей.
— Плату за квартиру? Смеетесь вы надо мной?
— Почему?
— Идите им платите! В волостном правлении! Я — враг народа. Все выдумал этот ужасный человек! Ваш друг!
Эрнестину немало удивило, что Артур Лангстынь стал волостным старшиной, или, как теперь говорили, председателем исполнительного комитета. Она жила с ним долгие годы по соседству, часто встречалась и вообще-то знала, что Лангстынь не признает ни бога, ни церковь, замкнутый такой, со своеобразными взглядами и уж больно много над книжками сидит, но в политику не вмешивается. Эрнестина считала, что Артур человек вполне порядочный и добрый, несмотря на свою чудаковатость, а то, что он коммунист, ей и в голову не приходило.
Когда Эрнестина уже собралась уходить, хозяйка задержала ее:
— Вы порядочный человек, и от вас я квартирную плату все же возьму: А на остальных, когда англичане придут, я в суд подам, они мне втройне заплатят. Но пускай то, что я вам сказала, остается между нами!
Эрнестина уплатила, но на душе все же было неспокойно. Она обиняком справилась у соседей, но и те не знали, платить хозяйке или кому-нибудь другому.
Через несколько дней она зашла в волостное правление выяснить, правильно ли поступила. Ей было странно видеть Артура в кабинете волостного старшины. В скромном, не по сезону, летнем костюмчике и клетчатой рубашке без галстука он сидел на громадном дубовом кресле с высокой спинкой и, при виде Эрнестины, встал. Улыбнулся чуть растерянной улыбкой человека, по-настоящему не уверенного, на своем ли он месте. Эрнестина не ощутила в себе того почтения, какое испытывала к предшественнику Артура, хозяину усадьбы «Кемберы» Блументалу.
— Дом этот волость еще не приняла.
— А кому я должна платить?
— Пока — никому.
Эрнестина хотела воспользоваться случаем и неофициально узнать кое-что, о чем в газетах еще не писали.
— Что будет с моим домом, с «Викснами»?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Может быть, отнимут?
— Кто вам сказал?
— Идут такие слухи. Будто организуют колхозы и хуторов не оставят.
— Не обращайте внимания на слухи! А где люди жить будут, если хуторов не будет?
Эрнестина извинилась за беспокойство и простилась. Трудно было представить себе, что такой кроткий, застенчивый человек способен управлять волостной жизнью. По мнению Эрнестины, тут нужен такой, которого как-то побаивались бы. Волостное правление она покинула в таком же недоумении, в каком пришла туда.
Эрнестина, когда нуждалась в умном совете, обычно обращалась к Дронису.
— Новые хозяйства пока не тронут. Только на вашем месте я поступил бы немного иначе.
— А что вы мне советуете?
— Дом у человека для того, чтобы там жить. А вы в своем доме не живете.
— Так мне к зятю идти?
— Почему? Зять будет жить у вас.
— Значит, я должна отказаться от шитья?
— Вовсе нет.
— А кто ко мне туда с заказами приходить будет?
— Сейчас от каждого требуют лишь по способностям.
Дронис взглянул на Эрнестинины руки.
— Не беспокойтесь! Клиентки у вас найдутся. Вот хотя бы моя благоверная.
— Вы тоже на хутор перебираетесь?
— Помаленьку готовимся.
В разговор вмешалась госпожа Дронис:
— Теперь ведь лучше трудовым крестьянином быть, чем капиталистом.
Вернувшись домой, Эрнестина долго смотрела на свои руки и думала.
А несколькими неделями позже, в одно солнечное воскресенье, по застывшей в первый мороз дорожной грязи на двух лошадях приехали Петерис и Ильмар, погрузили на телегу кровать, шкаф, комод, швейную машину, другие пожитки и увезли Эрнестину в «Виксны».
Она поселилась в комнате, облюбованной пять лет назад, когда купили дом, — на так называемой «второй», или «парадной» половине, со входом из большой комнаты или «залы». В последние годы там жила Алиса. Теперь она перебралась в бывшую комнату батрачки. Эрнестина старалась устроиться как можно дальше от Петериса, притом она не теряла надежды опять когда-нибудь жить самостоятельно. «Парадная» половина была удобнее и в том смысле, что одну из двух маленьких комнат, в случае необходимости, можно было превратить в кухню, и получилась бы совершенно отдельная квартира.