На следующее утро хозяева Эрнестины проспали. Очертя голову спешили на работу, и хозяину некогда было принести дрова. Показав в окно, где находится сарайчик, учитель убежал. К великому удивлению Эрнестины, сарайчик оказался почти пустым — в углу валялся лишь с десяток распиленных, но не расколотых чурбаков, не было и щепок. Пользоваться электрической плиткой, говорила учительница, хозяйка дома не позволяет, а керосинки у них не было. Летом придется завести. Эрнестине ничего другого не осталось, как взять топор и расколоть несколько чурбаков.
— Бог в помощь!
В двери сарайчика стояла седая женщина. Уже по одному взгляду ее Эрнестина поняла, что перед ней владелица дома.
— Вы, должно быть, новая няня Рунгайнисов?
Топор повис в руке Эрнестины, но спину она разогнула как можно прямее и спокойно выдержала оценивающий взгляд домовладелицы.
— Да разве вы должны колоть дрова?
— Хозяину сегодня, некогда было.
— Хозяину! Мне кажется, что эти товарищи эксплуатируют почище прежних хозяев.
Уже по одному тону Эрнестине стали ясны отношения домовладелицы с Рунгайнисами и ее взгляд на новые времена.
Потом, когда Эрнестина вывела Байбу погулять, во двор вышла и хозяйка дома. Теперь они были уже как бы знакомы и могли поговорить обстоятельнее.
— Вижу, и вы когда-то знали лучшие времена.
Эрнестина грустно улыбнулась.
— Жила по-всякому. Когда-то и я держала горничную.
— Я сразу поняла, что вы не из простых. Это бросается в глаза.
Женщины познакомились еще раз, теперь уже по всем правилам хорошего тона, и завели дружескую беседу. Эрнестина узнала, что сын госпожи Крауклис архитектор и живет в Риге, а муж, в прошлом адвокат, после войны спутался с настоящей уличной девкой, поселился у нее и работает в конторе по заготовке зерна. И Эрнестина не скрыла самых важных событий своей жизни, немало она узнала также про своих хозяев: какие они неаккуратные, высокомерные, с ужасными манерами, ну, настоящие теперешние люди.
— Жизнь нас с вами не щадила, — заключила госпожа Крауклис.
Видно было, что она уже давно не имела возможности поговорить с кем-нибудь по душам.
К Эрнестине нельзя было не испытывать хотя бы неосознанного уважения, и молодая учительница вынуждена была признать, что Эрнестина не только хорошая няня, но и в чем-то выше ее. Это с одной стороны делало их отношения корректными, а с другой — уклончиво неискренними. Однако Эрнестина решила на такие пустяки внимания не обращать, и жизнь ее у Рунгайнисов потекла тихо, пристойно, без каких-либо явных конфликтов. Дружба ее с госпожой Крауклис крепла, и однажды домовладелица предложила ей:
— Если хотите, могу сдать вам внизу комнату. Тогда вы от них там, наверху, зависеть не будете.
— Я была бы рада.
После отъезда матери в город Алиса часто оставалась наедине со своими мыслями. Петерис с утра уходил на колхозную работу и возвращался иногда только вечером. Все чаще Алиса вспоминала детство и молодость. И однажды ночью после долгих размышлений об Ильмаре и его преждевременной женитьбе она опять увидела во сне белую козочку. Это странное, уже давно забытое видение покоилось в глубинах сознания и неожиданно всплыло опять. И, как раньше, Алиса испытывала после него непонятную тоску и грусть. Ей очень захотелось съездить на могилу отца.
Дождавшись воскресенья, Алиса набрала два мешка земли, положила на телегу лопату, ящик с кустиками анютиных глазок и поехала в Граки.
Крест на отцовской могиле потрескался, потемнел, сама могила осела. Положив лопату на песок, Алиса, склонив голову, прошептала молитву. Густав покоился тут уже двадцать три года. Алиса не видела его мертвым — когда отца хоронили, она лежала с Ильмаром в больнице, и поэтому отец сохранился в ее памяти живым, только тихо прячущимся здесь, чтобы никому не мешать. При виде неказистой могилки Алису с новой силой охватила тоска. Казалось, тут похоронен не только отец, но и что-то от самой Алисы, ожидание большого счастья, нечто неуловимое, как небо, и безвозвратное, как детство.
— Здравствуйте, тетя Алиса!
Алиса вздрогнула. За ней стояла Ливия с желтыми калужницами в руке.
— Ты, деточка?
Ливии исполнилось тринадцать. Из-за войны она лишь теперь закончила пятый класс. По вьющимся волосам, жгучим глазам и плавным жестам чувствовалось, что Ливия будет красивой. Платьице, правда, сильно выношено, помято, белые теннисные тапочки совсем потерлись.
— Я узнала Гиту.
— Ты еще помнишь ее?