— Чего там! Горожанин! — заключал Петерис и с каждым разом сокращал свои наставления.
Однажды Алиса принесла из «Апситес» маленького щенка. Она завела две пчелиные семьи и часто ходила к Дронису за советом. У Дрониса была гнедая кривоногая сучка с большим брюхом, и время от времени надо было ходить с мешком на озерцо. Делать это ему не очень нравилось, и он старался раздать щенят соседям. Потому чуть ли не на каждом дворе Осоковой низины тявкала помесь таксы с дворняжкой, бесконечно преданная своему хозяину. Алиса ни за что не хотела брать щенка. Дома была цепная собака, большая и лохматая, Алиса опасалась, как бы Петерис не рассердился, если она принесет еще одну, да еще маленькую, бесполезную. Но, как ни странно, Петерис ни словом не попрекнул Алису, лишь бросил:
— Ух, черт! Какой карапуз!
Щенок не был красив. Белый с коричневыми пятнами, точно неудачный поросенок. Когда его в кухне опустили на глинобитный пол, он испугался и хотел спрятаться за грязными ведрами. Петерис вытащил его оттуда, взял на руки и принялся наставлять:
— Ты туда не лазь! Грязно там. Извозишься.
Щенок обнюхал рубаху Петериса и, задрав мордочку, заглянул ему в глаза, затем лизнул заросший подбородок.
С того дня собачий детеныш льнул к Петерису больше, чем к Алисе, хотя она и принесла его в корзинке и поила теплым молочком. Собачонку назвали Тезисом.
Чем больше становился Тезис, тем проворнее он семенил за людьми, все шире и глубже познавал мир: то заинтересуется каким-нибудь жучком, то испугается большой лягушки или обнаружит мышиную нору, странным образом манящую своими запахами. Все заботливо оберегали щенка, чтобы он познавал мир, не попал в беду. Но однажды утром, когда Петерис косил для коровы мешанку, случилось несчастье. Тезис, незаметно следуя за Петерисом, забрался в густой клевер. Вдруг раздался крик, затем жалобный визг, словно заплакал ребенок; острие косы угодило щенку в бок.
Петерис испугался. Наклонился к Тезису, осторожно поднял его и громко закричал:
— Алиса! Эй, Алиса!
Алиса сразу прийти не могла — она как раз выпустила овец.
— Оставь овец! — крикнул Петерис.
— Что случилось?
— Живей! Тащи йод и тряпку!
Рана, к счастью, оказалась не очень глубокой. Тезис похворал с недельку и опять забегал, только слегка припадал на заднюю левую лапу.
Привязанность его к Петерису ничуть после этого не ослабела.
В «Викснах» довольно хорошо сохранился сарай. Не очень пострадали также сараи Вартиня и других, но колхозные минеральные удобрения хранились только в «Викснах». Ключ был доверен Петерису и Алисе. Они не взвешивали и не считали груз, когда въезжали и выезжали машины, делом агронома и бригадира было следить, сколько привезли и разбросали удобрений. Но Петерис с Алисой чувствовали себя настолько ответственными, что для своего участка из колхозных удобрений не брали ни ведра. А могли бы и брать, все равно колеса машин немало размалывали на глинобитном настиле, удобрения таяли, образуя соленую грязь. В конце сарая даже натекла бурая лужа, поедавшая бодяк. И все же Виксны ничего не брали себе, а ездили в Бруге и покупали предназначенные для мелких огородов суперфосфат, калийную соль, нитрофоску и аммиак в маленьких пластмассовых кульках.
Однажды, приехав из города, Алиса сказала Петерису:
— В хозяйственный магазин завезли удобрения.
— Надо купить, пока есть.
— Сам поедешь?
— Да разве мне досуг?
Колхоз готовился к уборке урожая, Петериса позвали в сушилку. Он уже пятую осень веял колхозное зерно, причем один обслуживал большую машину, похожую на прежнюю молотилку. Петерису еще никогда не приходилось иметь дело с моторами, а теперь его слушался старый керосинный мотор, чем он страшно гордился. Иногда случалось промучиться час, а то и больше, прежде чем тот не запыхтит опять. Петерис хлопотал, весь потный, и в сердцах обзывал железную махину дохлятиной и кикиморой, — точно так ругал всю жизнь лошадей, — плевался и проклинал колхозное руководство, которое никак не приобретет приличный мотор. В этом году сушилку перестроили, расширили и, вместо изношенного хлама, поставили сильный электромотор. Кнопку нажмешь, и тот загудит, но Петерис с грустью смотрел на кучу лома, в которой понемногу ржавел и его любимый враг.