— Может, отвезете мою дочку, раз вас на лошади встретят? — спросила она.
— Да мы вас обеих возьмем!
— Я сразу поеду обратно в Ригу.
— Как это? Почему?
— Мама!
— Я только ради Алисы поехала. А раз вы отвезете ее, то… Дома у меня осталась уйма недоделанной работы.
У Алисы на глаза навернулись слезы, новая знакомая почувствовала себя неловко, пыталась возразить, но Эрнестина была непреклонна.
Когда Густав женился на Эрнестине, ей уже исполнилось двадцать четыре года. Она вполне созрела для замужества. Ее и Нелду обучили домоводству и шитью. Но мать не-хотела, чтобы дочери шитьем добывали себе хлеб; ей казалось, что это не занятие для молодой женщины, если та хочет попасть в приличное общество. Хоть ремесло швеи и Эрнестине было не очень по душе, сидеть сложа руки на полном иждивении родителей она не хотела и брала у одной портнихи кое-какую работу на дом. Она завидовала Рудольфу, которого послали учиться. Она тоже хотела бы получить образование; в отличие от Нелды ей нравилось учиться, получать хорошие оценки. Но мать держалась других взглядов: женщине книжные премудрости ни к чему, а Эрнестина тогда была еще девочкой. Чем старше она становилась, тем чаще у нее вспыхивали беспочвенные ссоры с матерью и сестрой. Эрнестина не понимала, почему мать так часто к ней несправедливо резка, словно втайне не терпит ее, а Нелду, напротив, балует, прощая ей и леность, и ложь. Все определеннее возникало у Эрнестины намерение уйти из родительского дома, снять комнатку и начать самостоятельную жизнь, даже если бы мать была решительно против этого.
И как раз тогда, когда Эрнестина уже собиралась осуществить свое намерение, появился подходящий жених, достаточно приятной наружности, с тихим голосом и добрыми глазами, хоть уже и в летах. Мать к тому же знала, что в России он хорошо устроен, зарабатывает большие деньги и живет один в отдельном доме. Густава пригласили на обед, он произвел впечатление человека симпатичного, застенчивого. Смутные мысли и неясные мечты о муже, семье, своем доме неожиданно обрели определенность, и, когда, за три дня до отъезда, Густав сделал Эрнестине предложение, она дала согласие. И не только дала согласие, но, словно окрыленная, отправилась с ним за две тысячи верст; именно эта далекая дорога представлялась верным залогом новой жизни. Густав купил Эрнестине в Москве шубу, какую могли себе позволить только настоящие дамы. В Екатеринбурге, где была лютеранская церковь, седовласый пастор-немец благословил их старческими, дрожащими руками и навеки соединил для совместной жизни. Эрнестине казалось, что она Густава любит и очень счастлива.
Целую неделю они прожили в роскошном гостиничном номере, завершив свое свадебное путешествие уже как законные супруги. Только потом Эрнестина узнала истинную причину, задержавшую Густава так долго в Екатеринбурге.
Едва молодая чета прибыла в город, где Густав служил, и переступила порог дома, началось нечто такое, чего Эрнестине не могло и во сне присниться, Густаву на шею кинулась служанка, надеявшаяся, что он когда-нибудь на ней женится. Она обрушила на Эрнестину брань и проклятья, залилась злыми слезами. Густав был бессилен прекратить отвратительную сцену. Выяснилось также, что Густав из Екатеринбурга с другом послал Наде деньги и письмо, в котором просил ее немедленно покинуть дом. Но бывшая подруга решила без основательного объяснения не отступать. Густав не мог сразу покончить с прошлым, Эрнестине целую неделю пришлось прожить со своей предшественницей под одной крышей.
Новая жизнь началась пусто и скучно, в смутных опасениях за будущее. Во время путешествия и сразу после венчания Густав, казалось, был влюблен по уши, — видимо, так и было, но в первые же месяцы совместной жизни его любовь угасла. Густав упрекал Эрнестину в том, что она холодна, бесчувственна, излишне злопамятна. Однако все шло своим путем, Эрнестина ждала ребенка, хотя понимания между супругами с каждым днем становилось все меньше и меньше. Густав уходил из дому, допоздна оставался у друзей, иногда даже не являлся ночевать. Начались преждевременные роды, ребенок чуть не погиб.
После рождения Алисы Густав резко изменился, не попрекал больше Эрнестину, старался быть заботливым и внимательным с женой, привязался к дочке. Семейная жизнь Курситисов со стороны могла показаться вполне благополучной, даже счастливой, что почти так и было. Эрнестина все больше убеждалась, что в основе согласной семьи так называемой любви может и не быть, достаточно взаимного уважения, заботы и внимания. Это даже лучше, чем любовь, в которой всегда чего-то слишком мало или слишком много.