— Значит, он дезертировал?
— Тогда многие так поступили.
Видя, как испуганно на него смотрит мать, Ильмар улыбнулся и больше тете коварных вопросов не задавал.
Разговор уже так не ладился, как раньше, песни тоже были спеты, и Эльвира вдруг воскликнула:
— О господи! Мне уже пора быть в постели!
Пока на улице ждали заказанное такси, Эльвира обняла Алису и сказала:
— Могла бы эти два дня, пока я тут в Риге, остаться. Если уж я приехала из такой дали, преодолела такие трудности, то и ты должна была бы…
— Петерису так долго без меня не обойтись.
— Я ведь понимаю, понимаю. Слишком разные мы с ним, как и наши жизненные пути. Но приехать хотя бы он мог. Передай привет и скажи, что в этом смысле он навеки останется моим должником.
Эльвира смотрела только на Алису, но чувствовалось, что она обращается и ко всем остальным, даже к прохожим.
Подошло такси.
— Ну, так… Навеки!
Алиса и Валда сердечно простились с Эльвирой. А Ильмар сдержанно подал руку и, глядя в упор на пожилую даму, ждал, пока та перестанет теребить его рукав.
С наступлением сенокоса Петерис все больше беспокоился. Соседи уже косили, даже Вилис Вартинь, обычно не торопившийся с работами, внизу, у бани, наметал сена на три вешала, а в «Викснах» густо выросший клевер увядал на жарком солнце, стебли становились жесткими.
Ильмар в назначенный день не приехал. Не приехал и завтра, и послезавтра.
— Договорюсь с каким-нибудь трактористом, — сказала Алиса.
— А кто на вешала тебе складывать будет?
— Я сама. Но Ильмар ведь приедет!
— Кто его знает.
Петерис потерял веру в сына. Он пошел к дровяному сараю и принялся перебирать жерди для вешал. Иные погнили, иные поломались.
— Алиса, знаешь что? Возьми топор да сходи к кустам и приготовь жердей!
— Ильмар непременно приедет.
Алисе в тот день ходить в лес было некогда — она искала косца. Вечером пришел трактор, скосил клевер на пастбище и огороде. Уже на второй день Петерис велел жене перевернуть валки, а сам взял стул и уселся в таком месте, с которого хорошо видна дорога. Уже под самый вечер к «Викснам» повернул мотоцикл.
Улыбка Петериса была болезненно горькой.
— Что случилось, почему не ехал?
Говорить, что доделывал запущенные дела, что кончал уже давно обещанную журналу статью, Ильмар не хотел и ответил совсем коротко:
— Разные неотложные дела.
На другой день утро выдалось теплое и солнечное, но потом небо затянуло, собирался дождь. Петерис помрачнел.
— Надо складывать какое есть, сыроватое. Это лучше, чем дать на земле вымокнуть. А потом, коли захочешь, можно разостлать и просушить.
Ильмар с Алисой сгребали клевер и складывали на вешала. Петерис принес стул, сидел на краю поля и все поглядывал на небо. Еще не успели полностью сложить сено на последнее вешало, как на руки Петерису упали первые капли. Он отер их о штаны, но капли падали снова и все чаще. Петерис встал и взял грабли.
— Не умаялся бы!
— Чего там!
Капли падали и падали, все более крупные и тяжелые, словно предупреждая, словно угрожая. И вдруг полило как из ведра. Черенок грабель мгновенно стал мокрым.
— Нечего больше! Кончать надо!
Петерис отпустил грабли.
Подбежал Ильмар, схватил собранное отцом сено, поднял на самую верхушку вешала. Остались лишь подгребки, несколько охапок.
— Это завтра соберем, — сказал он.
Алиса с Ильмаром бегом кинулись к дому. Только Петерис, опираясь на палку, шел медленно. Вымокшая одежда обвисла, потяжелела, Петерис сгорбился, стал меньше, и казалось, что он ничуть не сопротивляется дождю и готов дать ему размыть себя и смешать с землей, если такое было бы возможно.
На полдник Петерис не вышел, остался лежать.
— Тебе худо? — спросила Алиса.
— Не по себе как-то.
— Не надо было тебе грести.
— Не надо было! Скосили бы на прошлой неделе, когда погожие дни стояли…
— Кто мог знать, что польет сегодня?
— Иди, чего ты!.
Ночью Петерис жаловался на сильную боль, и Алиса опять позвала фельдшера. Тот посмотрел, послушал Петериса, по-дружески, шутливо сказал:
— Не очень ли скучно дома, папаша Виксна? Думаю, придется опять в больницу ехать. А то и врачам делать нечего.
Когда колхозный газик прикатил за Петерисом, тот уже оделся и в шапке сидел на краю кровати. Алиса хотела помочь добраться до машины.
— Я сам!
Она медленно пошла за ним.
— Ну, как тебе…
— Чего там! Когда-нибудь надо же помереть — и делу конец!
Голос у него даже не дрогнул, и, когда Петерис, садясь в машину, взглянул на жену и сына, глаза были сухие и ясные.