Алиса еще раз спросила, так ли она идет.
— Да, да. Ступайте только прямо!
И вот Алиса наконец узнала пригорок, на котором лазила в детстве, пасла коров, играла с собачкой Фидзи. Это здесь стояли грабители, когда горел хлев. Холмик казался гораздо ниже, чем раньше, словно его стоптали, стерли, сосны тоже выглядели другими. Старые, должно быть, срубили, а новые еще не успели по-настоящему вырасти и казались мелковатыми, сухими. Алиса обошла бугор и наконец увидела дом. Но это был уже не тот дом. Облицованный белым кирпичом, он казался более холодным, в ее время стены были обшиты досками. Полусгнивший забор с кривыми воротами мешал разглядеть двор. Насколько видно, тот зарос, замусорен. Ветви большой, посаженной еще отцом яблони свисали через забор и осыпались последними цветами. В одном месте забор был проломан, и Алиса заглянула в огород. Седая толстая женщина ковырялась на грядке. Увидев, как Алиса стоит и смотрит, недружелюбно поморщилась.
— Что вам надо? Вы кого-нибудь ищете?
— Нет. Я тут когда-то жила.
Алиса просительно улыбалась. Женщина с подозрением рассматривала ее.
— Это было очень давно. Лет пятьдесят — шестьдесят тому назад, — пыталась пояснить Алиса.
Должно быть, женщина поняла, что перед ней лишь старый, глуповатый человек, и соображала, как бы поскорей избавиться. Но Алиса уже сама догадалась об этом.
— Простите, что я так…
— Ничего, ничего.
— Я тогда была ребенком и…
Раздался лай. Большой, сердитый пес кинулся прямо к дыре в заборе.
— Неро! Тихо!
Алиса пошла на кладбище, где они вместе с Ильзой часто смотрели, как хоронят чужих людей, плакали и пели вместе с провожавшими покойника. Липы, под которыми лежала ее подруга детства, разрослись, виднелись еще издалека, и, хотя они теперь казались немного чужими, встреча с ними пробудила в Алисе глубокое чувство. Когда же она вошла в ворота и стала искать глазами Ильзину могилу, то в недоумении остановилась — нигде ни могилы, ни креста, ни таблички, ни цветов. Алиса в растерянности прошлась сперва в одну сторону, затем в другую. Нет, все было на своих местах: липы те же, этот же колодец, главный вход. Не было лишь могилы. На ее месте росла трава, расширяя площадь перед воротами, где с давних пор праздновали поминовение усопших. Нарочно ли сровняли могилу или, забытая, она поросла травой? Куда девались близкие Ильзы, это допустившие? Разбрелись по белу свету? Умерли? Как за такое короткое время может исчезнуть человек, даже не оставив после себя могилы? Может быть, Алиса последняя, кто еще помнит, что там, под землей, лежит Ильза? А когда не будет Алисы? Никто не узнает, что на свете когда-то жила девочка с большими серыми глазами, мечтавшая посвятить жизнь калеке.
Алиса купила на рынке два белых пиона и положила на траву, в том месте, где когда-то была могила Ильзы. У Алисы до боли защемило сердце от странного смятения; ей показалось, что она заблудилась, что это вовсе не настоящее кладбище, вовсе не т о т дом, в котором она выросла, не т о т пригорок, где играла, не т е леса, где пасла коров. И голова вдруг закружилась от мысли, что и сама она не т а и не т у прожила жизнь. Настоящая проскользнула мимо, утраченная, подмененная, не прожитая.
Может, это неожиданная сердечная слабость, может, нечто иное, но Алисе казалось, что верхушки лип накренились, небо приблизилось, и сейчас она поднимется и исчезнет, словно легкое дуновение ветра, — невидимая, неуловимая, как будто ее никогда и не бывало.
Вернувшись к автобусной остановке, Алиса села на краю канавы, ибо скамейка была занята. Упершись ладонями в нагретую землю, она сидела и думала о пережитом сегодня, когда почувствовала, как что-то коснулось ее руки. То была полевица, которую шевелил ветер. Полевиц было много, на одной из них покачивалась пчела.
— Чего ты тут ищешь? Меда тут нет, — тихо сказала Алиса пчеле.
Достала носовой платок и тихо коснулась ее.
— Лети к цветам!
Пчела отползла, но не улетела. Алиса боялась, как бы она не рассердилась, не вонзила в платочек жало и не погибла, потому убрала руку.
Приближался автобус, но не тот, которого она ждала.
Когда Алиса снова взглянула на полевицу, пчелы уже не было.