Артем, затягиваясь и пуская дым к звездам, проглядывавшим сквозь кроны, сказал:
– Да. Он не офицер, которых мы еще держим иногда на случай обмена на наших. Такие обмены редкость, но случаются, если контакт налажен. Так что с утречка, ему дадут выпить, закурить и отведут к расстрельным ямам.
Я не зная, что сказать, умоляюще посмотрела на него, и даже в таком плотном сумраке он все понял по моему лицу.
– Он солдат, малая. Он знал, на что шел, надевая форму и беря в руки оружие. Это одна из кхм… особенностей профессии, что ли. Так что просто пожалей его и попрощайся.
Он сказал это так обыденно и спокойно, что я не поверила, что она на самом деле к этому так относится.
– А почему вы его пожалеть не можете?! – спросила я чересчур громко. – Он же, правда, при мне не сделал вам ничего плохого!
– При тебе… – кивнул Артем. – А тот батальон, что в вашей деревне застрял, неплохо прошелся, вырезая деревни, в которых наши закреплялись отступая. Они не стеснялись минометами сравнивать поселки. Они на фильтрации столько мирных жителей расстреляли опасаясь что среди них много переодетых глядящих… В общем… он не он, но жить ему до утра. И то только потому, что ты так просила. Хотя Василий и не одобряет таких задержек. Зачем человека мучить, давать ему надежду?
– Артем, миленький… ну сделай что-нибудь. – Взмолилась я, надеясь его растрогать. – Ты же можешь. Я знаю, что ты добрый.
Он выкинул окурок и сказал тихо:
– Ты ошибаешься. Я давно не добрый. И я давно стараюсь не делать неоправданно добрых дел. Хватит… Если бы мы тогда не отстояли Вовку… Если бы я не полез в ледяную воду его спасать. Я бы и месяц с пневмонией не валялся, и столько бы погибших у нас не было. Я говорю про Вовку Отморозь. Который вам цирк в Управе показал. Это он за год стал там, на юге, популярен как суперзвезда до Последней ночи. Язык-то подвешен. Где уговорами, где посулами, где таинственностью. Он не скрывает, что сейчас они в полный рост занимаются разработкой ядерного оружия. Знаешь, что это такое? Неважно. Года три и у них оно будет. А может и меньше. И тогда нам останется только лапки кверху поднять. Воевать против него безумием станет. А если бы мы просто немного подождали… он бы сам ласты откинул. Или если бы не мешали следователям фильтрационной комиссии. Они бы его в расход отправили. А теперь вот там сидит Серега, и знает что собирается идти почти на верную гибель, только чтобы отправить Отморозь туда откуда он к нам явился. Исправить нашу, и свою, кстати, ошибку.
– Да при чем тут это? – изумилась я. – Я же не за Морозова прошу. А за этого мальчика. За Хадиса!
– А он не мальчик. – Уверенно сказал Артем и повторил мои слова: – Двадцать пять лет, или сколько он там говорил… Какой же это мальчик?
– Все равно. Он же хороший добрый парень. Да, на всю бошку больной, раз ввязался в эту войну. Да, как дурак в меня влюбленный… Но он, правда, хороший.
Покачивая головой и рассматривая меня саму, как больную, Артем сказал:
– Иди спать. Я посмотрю, что можно сделать. И не шастай по лагерю.
– Спасибо Артем! – Сказала я и бросилась ему на шею.
А он, отстранив меня и пожелав спокойной ночи, вернулся к Василию.
Я же забралась по лестнице в жилье моего друга и с удовольствием прилегла на уже когда-то убаюкивавшую меня кровать на жердях. Усыпая я все вспоминала Артема и его обещание, что-либо сделать, и радовалась, что у меня есть такой друг. Василий бы просто ответил нет и все. А Артем и правда попробует спасти этого дурачка. Так я тогда думала. Так я надеялась на него, проваливаясь в сон. Но, конечно, уснув, я забыла про все на свете.
Сон второй:
Я поднималась по бесконечной лестнице самого глупого и самого мертвого здания на свете. Покрытые копотью стены и потолки, кажется, никто не пытался очистить. Словно о них забыли, как и обо мне. Я тоже стала для всех словно мертвой. Обо мне либо хорошо, либо ничего. Друзья, если они были настоящими друзьями, говорили обо мне только хорошее. А мое любимое государство меня старалось не вспоминать. Нет, оно было не против меня поймать. Но искало, как-то вяло и нехотя.
Даже сюда в это здание я пришла, наверное, чтобы просто напомнить о себе. Я вот! Я жива! Вы меня не нашли! Мы продолжим наши казаки-разбойники. И я еще покажу себя! Я так вот бодрилась, поднимаясь все выше и выше, а у самой-то сердце в пятки уходило от мысли, что уже несутся ко мне группы захвата.
Вспоминая, что на следующем этаже в выбоине в стене спряталась видеокамера, я вышла на этаж и по длинному коридору перешла на параллельную лестницу, где все камеры контроля остались далеко внизу. Поднялась даже на три этажа выше и остановилась вспоминая с какого подъема есть выход на крышу. Даже вышла в коридор собираясь перейти на другую лестницу, но увидела в конце коридора смутно знакомую фигуру, и напугано замерла. Фигура тоже меня заметила. И закричала что-то призывающее.
Я испугалась. Реально испугалась. Что бы не дать человеку шанса меня задержать, я снова взошла на лестницу и поспешила наверх.
На следующем этаже я снова заметила фигуру в конце коридора. И окончательно перепуганная я побежала, пытаясь скрыться. Я прыгала через ступеньки вся, напрягаясь и стараясь производить меньше шума. На последнем этаже я, не задерживаясь, вцепилась в стальную лестницу и стала карабкаться на крышу.
Только я хотела выйти, как в голове, словно озарение, вспыхнула мысль что на снегу покрывавшем крышу мои следы будут сильно заметны. Я повернулась, дотянулась рукой до края будки, из которой выглядывала, а второй рукой схватилась за крышу. Поджала ноги, и второй рукой тоже уцепившись за козырек над входом, поползла на руках за угол. Но даже там я не опустила ног. Перебирая руками, я добралась до тыльной части будки и только тогда встала на ноги. Сжимая зубы от злости, и вспоминая, есть ли на крыше видеокамеры, я ждала, появится или нет на крыше преследователь. И он появился. Я услышала скрип снега под его ногами и тяжелое дыхание, перекрывавшее даже шум ветерка на этой высоте. Неизвестный постоял и к моему облегчению снова ушел вниз.
Но я не спешила спускаться. Я закурила, пуская дым в небо и успокаивая расшалившиеся нервы. Посмотрела на гигантский двор, огражденный высоченными зданиями соединенными поверху переходами. Поглядела на странную допотопную машину, которая вползла в этот двор и, оставляя глубокие борозды на снегу проехала с сотню метров и замерла, словно заметив меня. Я не сомневалась, что из машины на такой высоте меня не видно было, но все-таки отошла от края и присела на бетонную коробочку отдушины. Надо было выждать немного. Надо было убедиться, что тот смутно знакомый человек ушел. И не его ли, кстати, ждала машина снизу? Или это уже суровые мужики из Контроля? Но в то, что люди из такой организации передвигаются на таких уродливых машинах, я почему-то не верила. Значит все-таки его ждут приятели.
Снова раздался скрип снега, и я невольно замерла скрытая от вышедшего на крышу человека будкой. Уже даже не пугаясь, а больше злясь, я достала пистолет из кармана куртки, сняла с предохранителя и готовая в любой момент стрелять стала ждать. Какие-то странные топтания. Какие-то еле слышные слова. Я поднялась и, переступая неслышно, прижалась к стенке будки. Выглянула за угол и увидела, что парень лежит в метрах десяти от меня на снегу и смотрит вниз за край крыши. Мне даже не надо было видеть лица этого человечка. Я прекрасно его узнала. Уж его-то я знала.
И от этого знания меня словно волна бешенства захлестнула. Я подождала, пока он отрегулирует высоту троса спущенного им с крыши перехода. Я подождала, пока он обвяжет себе неуклюже ноги. Я даже дотерпела, пока он полуползком доберется и встанет на краю крыши. Но потом терпеть сил не оставалось. Я этого гада сама хотела убить. Я уже не надеялась на провидение или что-то еще. Я не хотела, чтобы он жил. Выследил ведь меня подонок.
Спрятав пистолет в карман куртки, я в несколько прыжков уже была на крыше перехода и заходила парню на спину. Он услышал меня. Он даже начал поворачиваться. Но я, чуть ли не заваливаясь за край сама, двумя руками толкнула его и, разрывая небо своим криком он полетел вниз. Я видела, как у моих ног ускользает в бездну трос, и бросилась к его концу, привязанному на арматуру старой антенны. Пока трос не натянулся я должна была успеть отвязать его.
Но я не успела, конечно, и вместо развязывания просто перепилила натянувшийся трос маленьким универсальным ножиком. Быстро подбежала к краю, посмотрела на распластавшегося внизу человека и довольная отступила от края… Так и надо. Так правильно. Таких как он надо убивать.