Женщина взяла листок и что-то написала. Потом прочитала вслух написанное
– … направляется для обучения работе с кадрами по требованиям Нового Порядка. Опыт работы имеется. Подпись. Печать.
Этот листок она тоже мне передала, и я с благоговением приняла его из ее рук. Женщина небрежно махнула рукой, чтобы мы уходили. На пороге я повернулась и, хотя офицер держал меня за плечо и настойчиво выводил, я остановилась и сказала:
– Спасибо вам.
Мужчина тоже остановился и, поглядев с улыбкой на женщину, сказал:
– От меня тоже спасибо, Оленька. Нельзя же девчонке дать пропасть.
– Идите. Не мешайте работать. – Сказала женщина ровным голосом. Я так и не поняла, действительно ли ей были до фонаря наши благодарности или она так хорошо делала вид.
Уже в коридоре держа эти обе бумаги, я не знала, как благодарить этого симпатичного глядящего. Он за раз решил обе мои неразрешимые проблемы. Я и так и эдак благодарила его. Думала даже пустить слезу, показать до чего он растрогал меня своей помощью. Только поняв, что это будет выглядеть глупо, я просто замолчала, не зная, что будет дальше. Скажет он мне уходить уже, или что-то еще сказать захочет. Я даже не стала сторониться его, когда он скорее машинально протянул руку и поправил мне волосы, заползающие на лицо. Я даже выдержала с улыбкой, что он погладил меня по голове. Да чего там, я бы и сама его поцеловала в благодарность. Но этого ему, кажется, было не нужно.
Дойдя вместе со мной до лестницы, офицер странно посмотрел мне в лицо и спросил:
– А ты меня разве не узнаешь?
Пожав плечами, я смотрела на две заветных бумаги и даже не придала особого значения его словам.
– Нет. – Призналась я. О том, что почти все глядящие были на меня на одно лицо, я не стала говорить. Мог ведь и обидеться. А что я могла сделать? Большинство их очень коротко стриглось. Почти у всех были обветренные лица. И даже улыбались они одинаково, как мне казалось.
– Разве не помнишь осенью? У Василия в отряде. Я как раз только к ним прибился.
Только теперь я присмотрелась к мужчине, но так и не смогла в нем признать никого из знакомых. Осторожно я кивнула. Мужчина тоже покивал без улыбки и сказал:
– Я-то тебя сразу узнал. Еще там внизу. Сначала сомневался. А когда говорить начала так уже и сомнений не было. Как ты все это время то-тут была?
Я вместо обычных своих фраз нормально и прочее, все-таки тихо спросила:
– А вы кто? Я же многих там помню… Но ваше лицо…
– Я кто? Ты меня все-таки не помнишь? Жалко. Хотя чего там… Ну-ка пойдем в буфет. Успеешь еще в комендатуру.
Я не противилась. Я была голодна и была бы рада хоть чаю.
В буфете все столики были заняты, но мужчину это не остановило и не смутило. Офицер обратился к девушке, что работала в буфете, и сказал:
– Чаю сделай. И девочке поесть. – Мне же он, указывая на занятый глядящими столик у входа сказал: – Иди к ним, садись. Сейчас подойду.
Я подошла нерешительно к столику, и он крикнул солдатам:
– Эй, народ подвиньтесь. Дайте девчонке сесть.
Глядящие спешно подвинулись, уплотняясь за столиком и мне дали свободный стул. Я села, хотя и понимала, что офицеру за столом даже при большой фантазии места уже не хватит. Но он и не стал садиться. Поставив передо мной тарелку с какой-то вкусно пахнущей кашей, чашку чая и вручив мне ложку, он сказал:
– Быстро ешь и в сорок второй кабинет поднимайся. Охране скажешь, что тебя ждут и представишься. Я запомнил фамилию. Передам. Давай ешь. – Обращаясь к глядящим за столиком он попросил: – Захочет добавки, попросите для нее.
Его заверили, что позаботятся, и действительно только я победила первую тарелку, как, не спрашивая передо мной, поставили следующую. Я и ее победила. Пока я ела за столом, старались меньше говорить о делах, больше о каких-то сомнительных историях из жизни партизан. Все они как я поняли, были уже матерыми вояками. Новичков они презрительно звали малышней, и большинство историй у них так и начиналось: "Как-то раз, малышня…". Истории были хоть и немного страшными, но забавными. Но их было так много, что из всех мне запомнилась лишь одна, и то, потому что дико глупая. Сидящий справа от меня солдатик, обхватив двумя руками ствол автомата, склонился к столу и с улыбкой рассказывал: "Послали малышню в основной отряд на почетку. Мол, показать видимость всего состава… да и встретили они по дороге патруль шрамов… нет чтобы спрятаться и отойти, так они давай дразнить тех. Расстояние-то приличное метров двести. Шрамы, не долго думая из гранатомета по ним. Малышня лежит в снегу и даже не отстреливается, думает, не пройти ведь. Теперь же даже назад не отступить. А по их следам гонец несется тоже в главную… Смотрит наши лежат в снегу, шрамы вдалеке засели и думает, попал… и донесение не доставит, да еще и с молодыми помрет. Что ребята в отряде скажут. Засмеют, мол. Ну и давай голову ломать, что делать. Подползает к нашим и спрашивает, давно лежите? А ему отвечает старшина, только нашивки приделал к форме, мол, час не меньше. И как? – спрашивает гонец. Хорошо, отвечает старшина, только холодно. Ну, тот смекнул, раз наши дуба почти дают южане значит и подавно уже зубами ритм мажорный отбивают. Достает белую тряпку какую-то, машет ей и идет к шрамам. Наши в полной непонятке, что тот задумал. Ему на встречу поднимается литёха шрамовский и типа переговоров не будет. Мол, силы законно избранного правительства с бандформированиями переговоры не ведут. Гонец выслушал, кивает и говорит: "Да фигня пацаны, я у вас водички попросить пришел. А то спирт разбавлять нечем. Поделитесь" Те мнутся, говорят что это, мол, оказание помощи врагу. Гонец пальцем у виска крутит, мол, вы чего не мужики, не понимаете. Спирт так пить нельзя. Литёха подумал, подумал и говорит, хорошо мы вам воду вы нам спирта отливаете. Гонец ему фигня базар. Открывает флягу и говорит куда налить? А фляга здоровая такая. Он спирт тащил на сигареты в главном выменять у народа. Шрам к своим метнулся, возвращается с двумя флягами в одной вода другая пустая. Говорит сюда лей. Наш так по-доброму наливает, и говорит: Слушайте, а чего мы паримся, давайте костерок разведем. Погреемся, выпьем за победу. Вы за свою, мы за свою. Но шрам ни в какую, говорит одно дело делиться другое вместе пить. Ломается короче. А гонец не дурак был, говорит, а ты своих спроси, хотят они погреться у костерка. Но что бы без пальбы и палева. Тот типа все, закончили базар и разбежались. Все опять залегли. Все тихо лакают спирт. Никто ни в кого не стреляет. И главное никто даже ракеты не пускает о боевом контакте. У шрамов не было, а наши их давно девкам по деревням в угоду на фейерверк спустили. А делать то что-то надо сколько еще лежать? Сколько ждать? Когда обход кончится? Когда шрамов БМП выдвинуться искать? Наши уже совсем загрустили, собираются задом сдавать, а тут смотрят, идет литёха шрамовский пошатывается. Ну, к нему на встречу гонец двинул. Литеха шрамовский ему и говорит, что вы там насчет костра говорили? Сил нет ноги заледенели. Либо разбегаемся, либо давай вопрос решать. Ну, гонец только руки развел. Все дружно поднялись и поперли к лесу. Дров натаскали, сух паек достали, флягу со спиртом разведенным по кругу пускают, сидят, кайфуют, в общем. Командованию кости перетирают. Встает гонец, значит, и говорит, вы тут типа сидите, а я в одно место смотаюсь, ну по большому значит. И ноги сделал. Все честь по чести к Василию пулей, доложил и говорит, там километрах в четырех от вас патруль шрамовский наши стерегут спиртом спаивают, чтобы не сбег. Василий лично подрывается человек тридцать в ружье и давай туда. Прибегают, а там сидят наши готовые в зюзю. А шрамов и след простыл. Василий их спрашивает, где супостаты. А малышня руками разводит и говорит, типа те так нажрались, что уже пить не могли и сидеть не могли. Не оставлять же их в лесу. Замерзнут. Ну, они их на дорогу и оттащили. Отошли подальше. Приехали БМП шрамовские тушки забрали и свалили. Василий смотрит то на гонца, то на малышню и говорит: Этих за помощь врагу под арест. А гонца повесить за разбазаривание спирта".
И хотя все смеялись, я криво усмехнулась, не веря ни на сколько этой истории. Я отпила чай и только тогда один из бойцов спросил меня: мне не смешно, что за помощь врагу людей под арест, а вот за разбазаривание спирта вешают, я честно призналась, что нет. И что вообще слабо верю в эту байку. Уж не знаю, что их так рассмешило в моем ответе, но они своим гоготом привлекли внимание других. Кто-то даже поинтересовался, что они ржут и, когда один, из сидящих рядом со мной, сказал, что я не верю истории про Камышова, и за соседним столиком тоже поднялся гогот.