В ночную смену часто работала Катя, это, во-первых. Во-вторых, в ночную вахту приемный терминал запирался и ни одна скотина будь она хоть трижды генерал или кто еще войти в него не могла. Это меня спасало на первых порах от домогательств Андрея. А когда с ним по-своему разобралась Катя и угроза отпала, то менять такую сказку на что другое я не захотела. А что? Ночью заступаешь на вахту. Нормальным образом восемь часов спишь на приемном пульте, а потом сдаешь вахту квалифицированной дневной смене. Катя мне спать на вахте разрешала по двум причинам. Тогда никто ей не мешал болтать всю ночь или чем другим заниматься с мужем, который тоже считал ночное время самым плодотворным для любого типа работы. А во-вторых, даже отработай приемный сигнал, я все равно не могла бы ничего сделать. Я должна была вызвать дневную смену и уже они произведут «выемку пакета». А проспать «входящий» я бы не смогла даже вусмерть напившись, с какого-нибудь «очередного горя». Там такой «ревун» отрабатывал, мертвый бы вскочил и побежал на штатное при приемке место.
Единственное, что было свято, это уровень амортизирующей жидкости в баках. Если бы к моменту поступления сигнала не было в баках жидкости, то сигнал бы отказались принять. И там, откуда вышел «пакет» долго бы и смачно матерились, как это любил делать один вояка наш, из тех, Земных. Повторяли бы посылку, а на нас бы вешали стоимость передачи. Понятно, что одно ведомство, разберутся как-нибудь по деньгам, но обычно это выглядело, как налет Кати и обещание повесить долг на конкретного виновного. А долг там был бы даже за один «выстрел» невероятный. Когда она пообещала это мне лично, я ведь тоже тупила иногда, я заикалась до самого утра. Проще была повеситься, чем такой долг отдавать. С тех пор Катя, которая до утра учила меня пить воду с другого края кружки мелкими глотками, чтобы убрать икоту, зареклась меня пугать вообще. Она только качала головой и обзывала меня аборигенкой. Зато ее муж за меня вечно вступался. Говорил, ну, что Катя хочет от девчонки, которой даже школу закончить не дали. Катя на это привычно парировала, что даже приматов на кнопки проще научить жать вовремя, чем меня и Верку. Но так как у Верки залетов было больше, то меня почти не трогали. Хотя… наговариваю. Реально ни меня, ни Верку, ни разу ни за что не наказали. Обругать, обматерить это да. Мы краснели, бледнели и на цыпочках ходили после разносов, но что бы какое-то там наказание физическое или материальное, такого не было никогда. Только Тоне досталось однажды занесение в служебную карточку за ее провод в терминал вечером своего дружка из охранения лагеря. Нормальный земной парнишка. Я бы сама с таким позажигала недельку другую. Но на работу припереться… это было стильно. Мы долго смеялись с Тони, которую немедленно сняли с поста на терминале и поставили на все дневные вахты КПП. Теперь она каждое утро уходила за три километра к КПП и возвращалась часам к восьми только. Транспорт кроме двух маленьких электрокаров был запрещен по неведомой мне причине на территории. Вот и мучилось охранение и прочие, передвигаясь пешком.
А мне наоборот нравилось пешком ходить. Я наслаждалась тем местом, куда меня занесла судьба. Древний лес. Чистенький, ухоженный, с дорожками аккуратненькими. Речка с мостиком, где парни с нашего лагеря, говорят, рыбу круглый год ловили. Домики в лесу все один к одному. И ведь все живут в одинаковых. Что тебе Тонька капэпэшница, что тебе Катя руководитель группы энергетиков со своим мужем руководителем синтез группы. Даже гостевые домики хоть и отличались, но были такие же беленькие с красно-коричневой черепицей. Меня как я приехала сюда хотели поселить с Андреем. Но я уперлась. Я ему в дороге все сказала, что о нем думала. Так эта сволочь на привале, решил меня силой взять. Отвел подальше, мол, надо серьезно поговорить. И давай лапать везде, где мог. Еле отбилась. Вот скажите, не дура ли? То сама к нему в постель прыгаю, то откровенно посылаю? Но я не могла. После Артема и всего того расставания не могла и все. И еще меня стало буквально тошнить от Андрея в тот же день в машине. У него был сладковатый аромат у одеколона и я буквально возненавидела этот запах. Это был запах того, кто меня силой, словно свою игрушку из близких мне рук вырвал. Я ему в машине пыталась объяснить, что я живой человек и что мне больно и обидно, как все произошло. Я рассказала, кто такой Артем для меня. Я рассказала, как Серебряный ко мне стал относиться. А Серебряный тоже не последний человек в моей жизни. Вот уж в крайнюю очередь я бы стала внимания обращать на Петра, но там он был прав. Образина этот Андрей, натуральная. И не внешне, а внутренне. Он людей ни во что не ставил вообще. Люди это было быдло для него. Но только местные. Его соотечественники, наоборот, к нему относились с легкой надменностью. Альберт с ним просто старался не общаться. И даже когда он забирал мои вещи из дома Андрея, он послал впереди себя Катю. Катя сделала очень мягкое замечание Андрею о том, что основа для действий офицера контроля любого уровня это морально этические нормы. Причем, если нет выработанных и устоявшихся норм по отношению к местным жителям, то подписанный договор подразумевает равное отношение между землянами и нами. С низшими договора не подписывают, сказала она, но в этом я крепко усомнилась. А, следовательно, Андрей обязан в своей работе и своих личных отношениях руководствоваться и обращаться с аборигенами, как с гражданами земных государств. Но естественно в споре между гражданином и нет принимать сторону гражданина. Долг у него такой - через контроль защищать интересы граждан. Андрей долго голову чесал, переводя с русского на русский.