— Гордон, что происходит? — с нарастающим раздражением в голосе спросила Эли.
— Подождите минутку, вы сейчас всё поймёте, — сказал Гордон, производя все необходимые манипуляции с амулетом и приводя его к привычному виду.
У Гордона родился небольшой план, на случай если Милена или Райн работают на тёмных. Он запустит запись заседания магистров. Они не узнают из него ничего такого, что неизвестно самим магистрам. Эли Патрик и Кристофер так же должны услышать запись. Смысл законопроекта он объяснит им позже, а сейчас важно объяснить Райну и Милене странное поведение Датсона, свидетелями которого они стали. Они не могли услышать весь их разговор, но вот моменты, когда Датсон кричал, услышали наверняка. Гордон спишет это на их личный конфликт. Гордон был против принятия этого законопроекта, а Датсон всё равно его выдвинул. А что именно имел в виду Датсон, пускай сами головы ломают.
— Слушайте, — сказал Гордон, когда нашёл нужный отрезок записи.
Все придвинулись ближе к столику и наклонились, чтобы лучше слышать. Гордон убедился в том, что Датсон не ошибся. Все доводы магистров в пользу этого законопроекта звучали натянуто. Фултон вообще заявил, что большая загруженность в операционной мешает иллюминатам учиться. Да Фултону вообще никогда не было до этого дела. Прослушав запись до конца, Патрик спросил:
— Ну и что тут такого? Нет, я не спорю, это, — Патрик указал на амулет. — Безумно круто и всё такое. Но что у вас с Датсоном случилось?
— Они что, и в правду запретили лечить больных до тех пор, пока те не будут практически при смерти? — в ужасе спросила Эли.
— И я о том! — горячо поддержал её Гордон. — Датсон занимается какой-то ерундой!
И тут из амулета разнёсся голос Фултона:
— Всё? Он улетел?
— Да. Теперь мы, наконец, можем начать настоящее заседание, — ответил ему Барио Шиллер.
И тут Гордон понял, что он сплоховал, но остановить запись уже не мог. Милена и Райн уже всё слышали.
— Что они там…? — спросила Милена, но всё на неё зашипели, призывая к молчанию.
— Я думаю, нам нужно немедленно сообщить об этом Отцу. Он будет рад слышать, что проблема с биостигмами решена, — сказала магистр Флеминг. — Барио, свяжись с ним.
— Да, конечно.
На долгую минуту повисла напряжённая тишина. Ребята, затаив дыхание, ждали продолжения разговора магистров, а Гордон тем временем лихорадочно пытался выудить из памяти упоминание об отце. Тогда они ходили воровать истребитель из порта, и охранники у трапа тоже упоминали об Отце. Но тогда мальчик подумал, что под Отцом они имею в виду своего настоящего отца. Возможно, они были братьями. Но сейчас он понял, что это скорее какое-то прозвище или титул. Кто же этот Отец?
— Да, Барио. Что-то срочное? — донесся сквозь странный шум голос мужчины.
— Отец, — с глубочайшим почтением обратился магистр обороны. — Сегодня мы решили проблему с биостигмами.
— Вот как? — настороженный голос Отца звучал, словно из динамика корабельной связи. — И как же?
— Мы приняли законопроект, в котором иллюминатам запрещается исцелять больных, которых прокляли ранее, чем одиннадцать месяцев назад, Отец, — с восторгом поведала Стефани Флеминг.
Вот теперь Гордон окончательно убедился в том, что он не был их родным отцом. Ведь он должен быть на порядок старше самой Флеминг. В том смысле, что куда уж старше то?
— И как к этому отнёсся Датсон? — вкрадчиво поинтересовался Отец.
— Он автор, — после секундной заминки ответил магистр Шиллер.
— Вы идиоты, — констатировал Отец. — Он уже в курсе, что вы тёмные.
— Но Отец, каким образом? — раздался женский голос, и Гордон узнал Джейн Портман — магистра культуры.
— Малютка Датсон вас перехитрил, — Отец усмехнулся.
Милена одними губами произнесла 'малютка?' и удивлённо выгнула брови.
— Хотя нет, не его стиль, — произнёс Отец. — Слишком тонкая игра для него. Николас, сынок, кто ещё из окружения Датсона мог его надоумить?
— Гордон Раш, — не задумывая, ответил Фултон.
— Он что, до сих пор жив? — рявкнул Отец.
— Отец, — испуганно произнёс, Шиллер. — Мы ведь докладывали по этому поводу. Бишоп выполнил задание, но Раш сумел выжить. Вы сказали, что подумаете над этим.
— А… ну да. Я забыл, — сказал Отец. — Стеф, детка, я просил тебя выяснить детали той истории, так?
— Да, Отец, — подтвердила магистр Флеминг. — Я получила отчёт от врача, дежурившего в ту ночь. Жжёная рана, семь сантиметров в диаметре, пятнадцать в глубину. Поражение тканей левого лёгкого, двух рёбер, одного позвонка. Поражение сердечной мышцы, несовместимое с жизнью. Клиническая смерть от пятнадцати до двадцати пяти минут. Раш полностью регенерировал поражённые ткани и пришёл в себя в больнице на Парквей Стрит в Хайриме.