Окончательно атмосферу растопила гитара, принесенная Мику, так что девушку тут же попросили что-нибудь спеть. Песня, правда, оказалась на японском, руководительница музыкального клуба решила всех удивить своим одинаково превосходным знанием сразу двух языков, каждый из которых для нее являлся родным. Хотя, в данной песне слова даже были не самым важным, гораздо значимее оказались эмоции и музыка, а здесь равных Мику просто не было. Воспользовавшись тем, что все отвлеклись на песню, Эдвард присел ближе к Лене.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался у девушки, качавшей головой в такт музыке и даже немного дернувшейся от неожиданности.
-А? А, Эд. Нет, все отлично, – улыбнулась Лена, – Нормально, даже рука почти не болит, – показала плотно наложенную бинтовую повязку, сейчас белоснежно белую и без единой проступившей капли крови, чем Эдварда немного успокоила.
- Голоса больше не слышала? – он оглянулся, убедившись, что в этот момент на них сейчас никто особенного внимания не обращает, только Алиса, поймав его взгляд, тепло улыбнулась.
- Нет, спокойно стало, – кивнула Лена, – я это вчера днем почувствовала… а не знаю, как это объяснить. Оно словно ушло, отцепилось… Это ты что-то сделал, да?
- Я? С чего ты взяла? – Эдвард попытался изобразить выражения удивления на своем лице, но встретил серьезный взгляд Лены и тоже посерьёзнел.
- Ты пропал на день, а потом все прошло. И ты единственный, кто не называет сумасшедшим человека, который слышит голоса в своей голове, – совершенно спокойно сказала девушка, продолжая вполне уверенно и без сомнения говорить не самые правдоподобно выглядевшие вещи, – Потом ты исчезаешь на целый день, возвращаешься измотанный и избитый, а я чувствую, как меня больше никто не мучает. Эдвард, я может, и девочка, но все-таки могу сложить два плюс два.
- От тебя точно ничего не скроешь, – покачал головой Эдвард, удивленно посмотрев на девушку, – что не расскажешь, сама додумаешь. Никогда не думала в детективах работать?
- А что это вы тут шепчетесь? – к ним подсела Ульяна, и они оба сразу же отодвинулись друг от друга, хотя от мелкой рыжей все равно уже было не скрыться, – О чем разговариваете?
- Ни о чем особенно… – Эдвард пожал плечами, – Просто радуемся последним денькам в этом лагере.
- Да, – протянула Ульяна, тоже опустив голову, – жалко, что смена заканчивается так быстро. А так ведь все было здорово! Эд, ты ведь будешь мне писать, да?
- Писать? – не сразу понял о чем речь, и Ульяна довольно сильно стукнула его кулачком по коленке, состроив обиженную мордашку.
- Письма писать! – довольно громко заявила девчонка, но тут же заулыбалась во весь рот, – Обязательно! Пообещай, что будешь писать мне письма! А то еще раз стукну! – девочка даже пригрозила Эдварду своим кулачком, вызвав у него еще одну улыбку, – Не шучу!
- Ладно, убедила, буду тебе письма писать, – он потрепал ее по голове, – Как только смогу, сразу же напишу, договорились?
- И я тебе буду писать, – улыбнулась Ульяна, – Будет тогда весь год переписываться, а следующим летом опять все сюда приедем! Договорились?
- Рано еще договариваться, – утихомирила ее Лена, – вот когда поедем обратно, тогда и будем адресами обмениваться. В этот раз и правда очень интересная смена была, – Эдвард дернулся, когда девушка взяла его за руку, но успокоился, глядя в ее глаза, сейчас заметно подобревшие, – Я бы, наверное, не отказалась еще раз с вами со всеми увидиться. И надеюсь, что в следующий раз вы с Алисой приедете вместе, а не по отдельности?
- До следующего раза все может очень сильно измениться, – усмехнулся Эдвард, а потом вдруг вспомнил строки той песни, услышанной случайно по радио, и обратился к их гитаристке, – Мику! Можно тебя попросить об услуге одной?
- Конечно, – девушка улыбнулась и положила руки на гитару, – Что хочешь?
- А ты знаешь песню такую, там еще слова есть «а снится нам трава у дома…»? – напомнил Эдвард, вспомнив те цепляющие строки, столь странно звучащие в его ситуации, – Можешь ее сыграть?
- «Земляне», что ли? – приподняла голову Мику, – Конечно! Отличная песня!
Конечно, голос Мику отличался от того исполнителя, которого Эдвард слышал по радио, но слова были те же. Чужой дом, чужой мир, и тоска по родным местам для него были сейчас очень близкими по настрою. Там, в родном мире, его ждала война, смерть и разрушение, от такого невозможно отвыкнуть или даже просто забыть, отточенные инстинкты выживания все равно дадут о себе знать, а холодная логика войны, в которой люди всего лишь простой ресурс, причем даже не один из самых значимых, все равно останется. Даже все эти дни в лагере все равно не смогли до конца выжечь из него того старого, когда-то пришедшего к воротам лагеря, достаточно вспомнить, как поступил в том, втором «Совенке», захваченном демоном.
Да, снится Эдварду не та трава у дома, о которой поется в песне, здесь ему снятся боль, ужас и кровь его родного мира, словно напоминая, кто же такой на самом деле, не давая забыть свою истинную сущность. А если вернется отсюда домой, то что он вспомнит? Что заберет с собой в памяти об этом лагере? Девушек? Такие теплые вечера и посиделки, когда никто не мешает наслаждаться атмосферой тишины и покоя «Совенка», лица окружавших его сейчас людей?
Эдвард не строил иллюзий по этому поводу. Имена забудутся, воспоминания побледнеют и поблекнут, даже оставшиеся в памяти лица могут стереться и размыться, оставив после себя в памяти только светлые размытые контуры, за которые по ночам будет цепляться и мучать себя, пытаясь вызвать в голове более четкие образы, но никак не в силах этого сделать. Время неумолимо, оно закроет даже самое яркое и светлое пластами новых забот, проблем и насущных дел, не поможет и не поддержит, лишь затрет и сомнет то, что так хочется сохранить.
- Эд, ты опять погрустнел? – Алиса села рядом с ним, тоже завороженная словами песни, и уже привычно легла ему на плечо. Его сердце тут же забилось чаще, ускоряя ритм, и чувство теплоты захлестнуло грудь. А может быть, он ошибается, может быть, что-то у него действительно останется. Забыть можно все, и плохое и хорошее, но собственную душу Эдвард забыть не сможет, и пока будет жить, она будет в нем, а значит, будет жива память о том человеке, который когда-то помог ему эту душу вернуть.
- Алиса, – он обнял девушку, искренне радуясь тому, что она сейчас рядом с ним, – Я тебя действительно люблю. Поразительно и страшно такое говорить, но это так, – девушка моментально покраснела до самых корней волос от смущения, но вместо того, чтобы оттолкнуть его в сторону, только теснее прижалась к нему.
- Я тоже, – прошептала в ответ с довольной улыбкой, – Эд, я тоже ведь тебя люблю…
- Вы на обед не собираетесь? – в домик зашла Ольга Дмитриевна, застав тут сразу всю компанию, – Так… Даже Лену привели? Эдвард, ты прямо в центре всеобщего внимания! Как майская роза…
- Ольга Дмитриевна, все сами пришли! – попыталась защитить его Славя, но в ответ вожатая только махнула рукой, сама улыбаясь.
- Да ладно вам, я же не ругаться пришла. Все равно Мику пол лагеря уже слушает, – от этих слов японка моментально смутилась и даже играть прекратила, но Ольга Дмитриевна поторопилась оправдаться, – Хорошо играешь. На завтрашний концерт случаем не ее решили поставить?
- Нет, немного другое, – вмешался Эдвард, – Это я Мику попросил, просто вспомнил ту песню, какую по радио услышал на обратном пути из больницы.
- Почему-то я не удивлена, – вожатая и ему улыбнулась, – Ладно, вы действительно обедать пойдете или нет? Эдвард! – заметив, что он поднимается вместе с остальными, предупредила вожатая, – А ты куда собрался? Сиди тут, тебе кто-нибудь все принесет. У нас и так уже один ходячий больной завелся, – и подарила Лене строгий взгляд, от которого девушка сразу потупилась, – Не хватало еще, чтобы снова где-нибудь в обморок не свалился!
- Ольга Дмитриевна, я скорее обморок получу от сидения на одном месте! – возмутился Эдвард, – А вы меня даже укладываете еще!