- А чего это вы тут делаете? – голос Ульяны прервал их небольшую сцену нежности, и только начавшийся поцелуй пришлось спешно прерывать. А мелкая, измазанная тортом с ног до головы, хитро на них смотрела, явно все видев и все слышав, – Целуетесь, да?
- Тебя ищем, – попытался изобразить строгость Эдвард, – Ты вообще что устроила в столовой? Разнесла весь торт, испортила всем праздник.
- Что хочу, то и делаю! – подняла свой носик вверх Ульяна, – Имею право!
- Права одного человека заканчиваются там, где начинаются права другого человека, – по привычке повторил старую фразу Эдвард, от чего Ульяна несколько растеряла свой бравый вид, – Ты хоть понимаешь, что о тебе вожатая сейчас думает? Накажет так, что мало не покажется!
- Тебя-то не наказали, – обиженным тоном напомнила ему мелкая, – Ты ведь пропадал на целый день, всем лагерем искали, а это ведь побольше будет.
- Я не устраивал представление на глазах у целого лагеря, – напомнил Эдвард.
- Ладно, хватит вам двоим, – примиряюще сказала Алиса, выйдя чуть вперед, – Уль, тебя сейчас отмывать надо, вся в сладком. Да и переодеться тоже. Пошли, я помогу. Хорошо хоть, что ты сама не убежала куда-то далеко. Эд, а ты тогда вернешься к вожатой, скажешь, что мы ее нашли и все нормально?
- Конечно, – кивнул он в ответ, – Алис, если что, в музыкальный клуб приходи. Я там буду, скорее всего, – девушка тоже кивнула в ответ и, взяв Ульяну за руку, повела ее к умывальникам, снова оставив его одного.
Когда Эдвард вернулся к столовой, там уже оставалось совсем мало народа, пионеры расходились, недовольно обсуждая устроенное Ульяной представление и то, что от торта им самим почти ничего не осталось. Такое вполне ожидаемо, и оставалось лишь надеяться, что девочке припоминать это событие не будут. А если попробуют, то пару зубов он выбить всегда успеет.
Внутри Ольга Дмитриевна как раз возвращала поднос обратно поварам, когда он вошел и поздоровался.
- Ой, Эдвард, хорошо, что ты здесь, – вожатая тепло улыбнулась, – Ой! Прости, тебе же торта, получается, не досталось. Да и ты сам куда-то пропал…
- Без торта как-нибудь переживу, – Эдвард покачал головой, – Мы с Алисой за Ульяной ходили. Я вернулся сказать, что нашли ее, с ней все в порядке.
- А, вот и хорошо! – Ольга Дмитриевна снова изобразила суровое выражение лица, – Передайте ей, что я очень недовольна ее поведением, и серьезно ее накажу.
- Полно вам, – заступился он за мелкую, – Не такое уж это и большое событие. Ну, не сообразила девчонка, что сотворила. Не стоит же ее так сразу наказывать.
- То есть, на моем месте ты бы не стал с ней ничего делать? – наклонив голову набок, поинтересовалась вожатая, решив самому ему предоставить право выбора. Конечно, маловероятно, чтобы Эдвард мог оказаться на месте вожатого в пионерском лагере, а там, где все-таки принимал решения, правила были куда жестче. Подобное нарушение дисциплины в войсках, игнорирование приказов вышестоящего офицера и сюзерена, срыв собрания. Он даже на секунду задумался, какое наказание предусмотрено для такого нарушителя. Кажется, что-то вроде сорока ударов хлыстом на плацу и карцер, и, конечно, штрафной батальон со всеми вытекающими отсюда последствиями. Только здесь не линия фронта и не строго иерархическая система армейских чинов, а детский лагерь, где о дисциплине вообще никто особенно не задумывается, предпочитая гражданские вольности.
- Нет, не стал бы, окажись на вашем месте, – кивнул Эдвард, потратив на размышления около минуты, – Можно ее отчитать, даже прилюдно, чтобы извинилась и пообещала подобное не повторять, но наказывать ее не стоит. Во всяком случае, серьезно.
- Хорошо, – вожатая улыбнулась еще раз, и в этот момент Эдвард почувствовал, что чего-то не заметил сразу, и упустил какую-то мысль из виду. Ольга Дмитриевна же действительно все-таки сделала свой ход конем, – Тогда в походе ты будешь следить за Ульяной, если и там что-то устроит, то я знаю, с кого за это спрошу, – и хитро прищурилась, упиваясь выражением разочарования на лице Эдварда. Сейчас он не видел нужды в том, чтобы скрывать свои эмоции, эти люди все равно действуют слишком открыто и безобидно.
- А за мной следить будет Алиса, – вернул он на свое лицо улыбку, – Прямо настоящая система контроля. Не боитесь, что так всем скопом и устроим какую-нибудь глупость?
- Я за вами за всеми буду присматривать, – успокоила его вожатая, – Будете все время рядом со мной. На всякий случай.
- Слушаюсь и повинуюсь, – кивнул Эдвард, – Приятно, когда руководство все уже просчитало. Спокойно на душе становится.
- Ой, иди уже, – отмахнулась вожатая, – тебя послушать, так не знаешь, то ли хвалить тебя, то ли по голове бить.
- Лучше второе, – кивнул Эдвард, – похвала обычно портит людей, если ее становится слишком много, – чуть поклонившись, вышел снова на улицу и, недолго думая, сразу направился через площадь к музыкальному клубу. В разгар дня здесь полно пионеров, но на него почти не обращали внимания, у каждого оказываются свои заботы в последние дни. Доделать недоделанные дела, рассказать недосказанные истории, договорить незаконченные разговоры. Много всяких вещей остается на последний день, которые все растягиваешь и растягиваешь, никак не желая заканчивать, поскольку после этого придется расставаться с уже привычным местом, оставляющим в душе столь значимый след.
Из музыкального клуба уже доносилась музыка, когда он подошел к дверям, а зайдя внутрь, нашел там Мику, наигрывающую на гитаре какую-то незнакомую мелодию. Заметив как скрипнула, открываясь, дверь, она сразу же подняла голову и встретилась с Эдвардом взглядами.
- Привет! Репетировать пришел? А где Алиса? Вы же вроде вместе выходили из столовой? Забавно очень получилось с тортом, – на него, как всегда, снова обрушился словесный поток из уст девушки, – А я тут решила пока просто вспомнить, что умею. Это одна из классических мелодий. То есть, в Японии классических, а здесь не знаю. Так сложно, когда сразу две страны родными называешь, и такие культуры еще разные… – тараторила без умолку, но он почти все пропускал между ушей. Прямо сейчас перед глазами как живая стояла другая Мику, за секунду до того, как нажал на спусковой крючок. Страх и непонимание в глазах, а потом крик боли, когда репульсорная пуля разрывает ей руку на куски.
- Мику… – спокойным голосом остановил ее Эдвард, снимая со стены гитару, на которой репетировал в последний раз, отметив, что держит ее более уверенно, уже успев запомнить, как надо класть руки и расставлять пальцы. Это как тот же автомат, только для другого предназначенный, все дело в привычке.
- Да? Эд, что такое, ты прямо весь загрустил как-то? – несмотря на свою говорливость, Мику была умной девочкой и сразу же замечала изменения в настроении своего собеседника. К тому же, весьма впечатлительной. Так что и сейчас, заметив, что он не такой веселый, какой был утром, когда сидели все вместе в домике вожатой, сразу же поинтересовалась о его состоянии.
- Нет, все нормально, – Эдвард покачала головой, – Мику, просто… прости меня, ладно? – это все-таки надо было сказать. Наверное, где-то действительно есть настоящая Мику, а не этот психофизический отпечаток, каким является и сам, и весь остальной лагерь, и вообще все в этом «Лагере», зацикленном во времени и пространстве. И та, настоящая Мику, чувствует и переживает все то, что произошло с каждым из ее отпечатков в каждом из лагерей. Наверное, что-то сильнее, что-то слабее, что-то и вовсе забудет, но может, в ее памяти останется его лицо, смотрящее на нее через прицельный блок ручного пулемета.
- За что? – удивилась девушка, – Ты же вроде ничего такого не сделал? – она снова по своей милой привычке сложила ладошки и приложила их к щеке, – Эд, ты иногда такой глупенький. Ну, за что тебе передо мной извиняться, если ты даже ничего не сделал?