- Нет… – она снова потупила взгляд, – Это было так страшно… это… я хочу забыть об этом… не хочу помнить, что могу быть такой беспомощной и напуганной, – Эдвард видел оставшиеся у нее на ногах и руках порезы, словно продиралась через колючий кустарник, сейчас уже окончательно закрывшиеся и похожие на розовые полоски на ее мягкой коже. Она никогда не забудет вчерашнюю ночь, и что с ней тогда произошло. Вряд ли когда-нибудь сможет не вспоминать о том чувстве страха, вселяемое собственной беспомощностью перед жестким врагом. А улыбка Пионера и его злобный голос наверняка будут и дальше преследовать ее в ночных кошмарах. Девушка сама запуталась, разрываясь между собственными принципами, – Но… ты сказал тогда, что все это правда… Мне страшно думать, что ты такой… Эд, какой же ты настоящий?
- Тот, которого ты видела вчера, – честно признался Эдвард, опустив голову, – Не хочу тебе врать и обманывать, что вот, это все само собой получилось, я сам не знаю, как все произошло. Очень сильно за тебя испугался…
- Испугался? За меня? – девушка расширила глаза, – После того, что мне рассказывали? Он говорил, что ты…
- На мне действительно очень много грехов, – не дал ей договорить Эдвард, приложив палец к губам, – Я принял на себя ответственность за целый народ и не собираюсь от нее отказываться. Только… Мать земная… Славя, ты не должна этого знать…
- Подожди, – Славя поймала его за руку, – Эд, ты же не такой плохой человек, каким себя считаешь.
- Да что ты знаешь обо мне, чтобы так говорить? – процедил Эдвард, – Славя, я не знаю, что говорил тебе тот психопат, но он и сам не знал обо мне и половины того, что я творил! И тогда я считал, что это нормально! Понимаешь? Нормально! Только здесь понял, что можно жить по-другому! Не оглядываясь постоянно за спину, что тебе могут нож в спину воткнуть! Не видя ночью всех тех, кого убил! Как они стоят там, на том берегу, смотрят и ждут… – такое с ним было впервые. Эмоциональный всплеск, прорвавшиеся сквозь заслонки в подсознании воспоминания, прежде строго удерживаемые рамками логического восприятия мира. Душа действительно делала его слабее, заставляя видеть в людях не только расходный ресурс, и прошлое, о котором сейчас напомнила Славя, дало о себе знать.
- Эд, – девушка сама его обняла, – Не мучайся так. Я хотела сказать, что не хочу верить в то, что ты можешь быть таким. Того Эдварда я не знаю, но тот мальчик, какой приехал в «Совенок», он совсем другой. Ты добрый, отзывчивый и очень хороший. Ты не побежал бы в темный лес спасать меня, если бы действительно был таким чудовищем, каким хочешь казаться. Ты не стал бы защищать Алису, и Ульяна не нашла бы в тебе друга…
- Вы просто не знаете меня… – Эдвард не понимал, что с ним происходит, все то, что прежде держал глубоко в себе, тщательно задавливал и подавлял, о чем боялся рассказать даже Алисе, сейчас вырвалось наружу, и снова все это сдержать был не в состоянии.
- Так расскажи, – попросила Славя, посмотрев на него своими чистыми голубыми глазами, – перестань держать все это только в себе. Так ведь действительно можно сойти с ума, если ни с кем не делиться…
Он только тяжело вздохнул, а потом его все-таки прорвало. То, от чего успешно бегал две недели, сейчас все равно вышло наружу. Кем он был на самом деле, и почему так боялся этой правды. Человеческая душа, которую в нем разбудила Алиса, больше не могла нести весь этот груз ответственности, требуя поделиться с кем-то еще. И Славя сама согласилась разделить с ним этот груз.
Она слушала внимательно, своим чистым взором прожигая его насквозь, вырывая самые темные и глубоко забитые воспоминания обратно на свет, заново вскрывая старые раны, заставляя переживать ту память заново, но уже совсем с другой стороны. В голове были не цифры расходов, потерь и сопутствующих жертв, перед Эдвардом вставали сотни тысяч загубленных человеческих жизней, со своими оборванными надеждами и желаниями, навсегда лишенные будущего. Славя спокойно слушала, как он, давясь словами, заново воскрешал перед ней свою жизнь, принятые решения и их причины. Ненависть, отчаяние, жестокость… и трупы… горы трупов, сопровождавшие каждый его шаг. Расстрелы, показательные казни, геноциды целых народов только за то, что отличались от принятых им стандартов. Гражданские войны, восстания, карательные экспедиции… погибшие друзья… Как он остался один, разочарованный в себе и людях, как проблемы вырастали перед ним одна за другой, как весь мир, казалось, ополчился против него, и как он бросил вызов им всем, не сломался и не прогнулся, отказавшись встать на колени перед силой, уничтожавшей целые измерения.
Ему уже было все равно, поверит ли девушка в это или нет, но здесь, под этим солнечным небом, где реалии бесконечных войн и кровавых сражений казались столь глупыми и надуманными, он не смог больше оставаться тем, кем был там, у себя на родине. Хоть на несколько дней, но стать простым человеком, который может позволить себе жить только ради себя. Не ради целого государства, не ради идей и идеалов, а ради своего маленького счастья. Счастья быть рядом с дорогим человеком, счастья открывать глаза и видеть над головой голубое небо, а не ковровые бомбардировки. Счастья знать, что кому-то ты дорог, и кому-то не безразлично то, что творится в твоей собственной душе.
- Это слишком много для тебя одного, – успокаивала его Славя, гладя по волосам, уложив к себе на колени, – Это настолько все безумно… Я бы не поверила никому другому, но только не тебе, после того, что видела. Страшно представить, через что ты прошел… но, Эд, как ты оказался здесь?
- Я не знаю, – честно покачал он головой, – Просто открыл глаза и увидел ворота этого лагеря. Я думал, что все это ложь, чья-то ловушка, предназначенная специально для меня. Настолько все абсурдным казалось мне в тот момент… А потом вышла ты… И я решился поверить… если бы не ты, то не знаю, что могло быть дальше…
- А ты мне тогда показался очень напуганным, – улыбнулась Славя, – Ты так напряженно держался, что мне даже показалось, будто впервые один куда-то приехал. И говорил тогда очень странно, словно слова экономил…
- Почему? – спросил Эдвард, посмотрев прямо ей в глаза, – Славя, почему?
- Что почему? – улыбнулась девушка, продолжая гладить его по волосам.
- Почему ты не убегаешь от меня? Почему не боишься и не ненавидишь после этого? – расширил он свой вопрос, – После всего того, что я тебе рассказал? Я видел столько ненависти. Я видел, с какой ненавистью смотрят на меня даже те, кого спасал ценой собственной души, но ты… Почему ты не проклинаешь меня, не называешь убийцей и палачом? Почему?
- А почему тебе это важно? – грустно улыбнулась Славя, – Эд, ты же не такой, и не пытайся убедить меня в обратном. Можешь ненавидеть сам себя сколько угодно, но я хочу, чтобы ты и дальше оставался таким, каким я знаю тебя. Все осталось в прошлом… Эд, останься тем, кого я полюбила, хорошо?
- Славя, – он поймал ее руку, – Вы мне все очень дороги. Прошу тебя, не заставляй меня мучиться выбором между вами. Ты же должна понимать, что я не оставлю Алису. Я не вырву из себя этот кусок своей души, слишком глубоко он во мне засел, но и о тебе никогда не смогу забыть.
- Я знаю, – девушка улыбнулась, – только ведь я тоже человек. И в любом случае, не хочу, чтобы ты мучился. Теперь я понимаю тебя гораздо лучше… И… мне тебя очень жалко…
- Спасибо тебе, – Эдвард улыбнулся, – Жалость… не думал, что когда-нибудь буду вызывать такие чувства… Это так звучит, будто я такой слабый…
- Вот опять ты все перевираешь, – покачала Славя головой, – Эд, ты даже до сих пор не допускаешь такой мысли, что тебя могут пожалеть за то, что выпало тебе. Ты сам хочешь видеть только плохое…
- А что я могу увидеть хорошего? – более холодным тоном спросил Эдвард, отведя взгляд от девушки, – Нельзя просто так взять и забыть все то, что сотворил. Тем более, теперь, когда смотришь на это совсем по-другому…
- А подумай о хорошем. Подумай о том, что ты здесь все-таки оказался, пусть даже и сам не понимаешь как именно. И здесь у тебя есть настоящие друзья, здесь ты нашел любимую девушку. Разве это не хорошо?
- Славя, чтобы я без тебя делал? – улыбнулся Эдвард, глядя на эту удивительную девушку, которая всего лишь несколькими словами могла успокоить целую бурю, поднявшуюся в его душе, как те удивительные целители, какие могли излечить от любых болезней всего лишь наложением рук, – Как никому другому я обязан тебе. Ты слишком идеальна, чтобы существовать на самом деле…