- И что же? – прогудела Алиса, не отрываясь от него. Было несколько щекотно от того, что дышала ему прямо в плечо, сквозь тонкую ткань рубашки, но девушка, кажется, уже начинала приходить в себя, пережив самый тяжелый момент, – Скажешь, я не права? – она снова напряглась, и Эдвард только тяжело вздохнул. В этом месте Алиса, кажется, была непробиваемой в своих убеждениях, самостоятельно решая за всех остальных, вне зависимости от того, насколько все соответствовало действительности.
- Скажи, пожалуйста, как мне еще объяснить тебе, что я и не собирался, и не буду заниматься ничем подобным? – он отцепил ее от себя, внимательно посмотрев в ее глаза. Алиса даже покраснела вся и никак не могла с собой справиться, чтобы успокоиться, – Не за этим я сюда приехал… понимаешь?
- А зачем ты тогда сюда приехал? – спросила Алиса, шмыгнув носом и снова попытавшись взять себя в руки, – Все в этом лагере сюда зачем-то приехали… И все что-то делают…
- Не знаю сам, зачем я здесь, – пожал плечами Эдвард, – Собираюсь узнать, но если ты и дальше будешь обвинять меня во всех смертных грехах, то, боюсь, буду слишком занят постоянными оправданиями, вместо того, чтобы искать ответы на вопросы, – он улыбнулся, глядя на эту упорную девушку, не отступавшую от своего даже несмотря на то, что сама понимала, как глупо выглядит, – И закроем эту тему, – Алиса уже успела рот открыть, чтобы снова вернуться к теме полигамии Эдварда, но больше разъясняться с ней по этому поводу не собирался, вместо этого снова прижал к себе, не давая закончить начатое, – Уже все тебе сказал. Так что ты сейчас либо поверишь мне, либо я сейчас же разворачиваюсь, и мы больше друг другу не мешаемся до конца смены, – конечно, он сомневался, что останется здесь так долго, но посвящать в свои сомнения еще и Алису не хотел, девушка и так слишком много себе придумала, чтобы еще получить известие о том, что Эдвард собирается отсюда бежать каким-то нечеловеческими путями, какими же сюда и попал.
- Я… Я верю, – пискнула Алиса, крепче к нему прижавшись. Перешагнуть через себя не каждый раз получается, особенно когда делать это приходится, встав перед четко размеченным другим человеком выбором. И эти слова показались Эдварду сейчас самыми важными из всего, что слышал в этом лагере, как и тихий перестук сердечка девушки, что чувствовал сейчас под тканью рубашки, ее дыхание и сопение в плечо.
- Вот и хорошо, – Эдвард погладил ее по голове, – Знаешь, что мне говорил отец каждый раз, когда я начинал сомневаться и бояться, что мой следующий шаг окажется неправильным? Что можно ошибиться, когда ждут от тебя совсем другого?
- Что? – Алиса чуть отступила назад, посмотрев на Эдварда и чуть улыбнувшись, – Сейчас ведь скажешь какую-нибудь глупость…
- Как знать, – он тоже улыбнулся в ответ, – Он тоже вот так ставил меня, как ты сейчас передо мной стоишь, и говорил, чтобы внимательно его слушал, поскольку видел я его вообще редко, а если и видел, то значит, опять что-то натворил… – Эдвард не смог сдержать еще одной улыбки, – Он говорил мне, что весь мир одна большая игра. В ней все играют против всех, нет ни правых, ни виноватых, поскольку все лишь игроки, и каждый плетет свою игру. И когда все вокруг тебя лишь паутина других игроков, не стоит даже пытаться найти в ней путь, его нет и вокруг лишь ложь. Когда вокруг тебя лишь паутина лжи, правдой становится лишь то, что делаешь и во что веришь ты сам. Ведь ты тоже игрок, и сам создаешь свою игру. Ты не пешка на чужом столе, пешками станут они, став частью уже твоей паутины, – Алиса, кажется, вслушалась в эти слова, смотря на Эдварда совершенно другим взглядом, когда объяснял ей самые простые истины политической игры, к которой привык настолько, что не помнил уже, когда так просто, в открытую и без тайных мотивов, говорил с другим человеком, – А теперь повтори, что только что сказала мне минуту назад.
- Сказала… что верю тебе, – кивнула Алиса, улыбнувшись, сообразив, что от нее хотят, – Это получается, моя игра?
- Конечно, твоя игра, – кивнул Эдвард, улыбнувшись, – И нет никакого значения, что делают остальные, Славя, Ульяна, Лена, я или кто-нибудь еще. Если ты сейчас поверила мне, а я поверил тебе, то только это и важно.
- Странные у тебя игры, – Алиса вроде как успокоилась, а Эдвард понял, что самый критический момент между ними пройден, в ее словах уже не было той холодной стены неприятия, – И ты вообще какой-то странный порой бываешь…
- Давай о моей персоне поговорим в следующий раз, – усмехнулся Эдвард, отпуская ее, – А сейчас ты умоешься, после чего пойдем заканчивать столь важное для меня поручение от Ольги Дмитриевны с обходным листом. Хорошо? – он тронул ее пальцем за кончик носика, от чего девушка рефлекторно отдернулась, но оба почти одновременно улыбнулись, будто между ними рухнул какой-то барьер, раньше разделявший их по разные стороны баррикад.
- Ты и дальше собираешься командовать? – Алиса отступила на шаг, возвращая себе прежний более или менее боевой вид, – Я еще гитару забрать у Мику собиралась, и усилок надо на сцену отнести…
- Усилок мне сейчас Мику покажет, – кивнул Эдвард, – Я отнесу. А ты за это время успеешь до умывальников дойти и вернуться, а гитара нам по пути не помешает. Во всяком случае, я так думаю. Или ты снова бросишь меня одного, как перед медпунктом? – напоминание про их первое разногласие несколько омрачило Алису, но виду в этот раз не подала, все же обретя новый настрой, радикально отличавшийся от прежнего.
- Ладно, только я могу и больше времени потратить, – она кивнула головой, – Если задержусь, ты ведь подождешь?
- Нет, что ты, – Эдвард не сдержался от еще одной шутки, – я даже секунды ждать не буду, сразу сорвусь с места и бегом брошусь по всем остальным пунктам этой ничего не значащей бумажки! – Алиса шутку оценила и улыбнулась, в таком виде Эдварду нравилась гораздо больше, чем в каком-либо другом. Действительно как-то сказал мудрый человек, что на самом деле для счастья надо лишь немного, все остальное лишь перегружает сознание, занимая его лишними заботами и волнениями, – Иди уже, я никуда не денусь!
Проводив Алису взглядом, Эдвард вернулся в музыкальный клуб, где обнаружил Мику, пытавшуюся научить Ульяну выудить из гармошки хотя бы один действительно музыкальный звук, а не то звуковое оружие, что она собиралась использовать против ушных перепонок несчастных пионеров. Только девочка в красной футболке была уверена, что для красивой музыки, нужно дуть как можно сильнее. К тому же японка говорила слишком много и слишком быстро, чтобы из ее объяснений что-то получилось внятное.
- Мику, – прервал их Эдвард, предварительно прокашлявшись, привлекая к себе внимание, и аккуратно прикрыл за собой дверь, – Алиса сказала, что ей нужно какой-то усилок на сцену оттащить. Я обещал помочь, так что где эта штука и куда конкретно ее нужно тащить? – Мику сразу же спрыгнула с рояля, только хвостиками махнула, а вот Ульяна, освободившись от контроля своей недавней учительницы, постаралась исполнить на губной гармошке какую-то мелодию, в таком исполнении больше похожей на звуки пробитого танкового мотора, который раз за разом снова пытались завести.
- Вот он! – японка попыталась сама хотя бы приподнять усилитель над полом, но результатом всех ее потуг стало только напряженное личико, и быстро сдалась, вместо этого указав на усилитель Эдварду, – Может быть, у тебя получится, уж больно он тяжелый, – она даже стукнула здоровый деревянный корпус ногой, все равно не сдвинув его с места ни на сантиметр. Высотой чуть больше полуметра и чуть уже по ширине, усилитель оказался довольно мощным динамиком, с несколькими расшатанными разъемами для подключения, с корпусом из прессованной древесной стружки, только уже старым, затертым и захватанным, даже тонкая решетка, прикрывавшая непосредственно бумажный динамик, в нескольких местах была даже чем-то пробита, но сам усилитель казался вполне рабочим. Для более удобной переноски наверху еще даже было две ручки, Эдвард за них и взялся, сразу приподняв этот нехитрый прибор над полом, весом едва ли больше двадцати или двадцати пяти килограмм.