- И куда его? – на сцене еще не был, так что весьма смутно представлял, где находится и как к ней пройти, а таскать усилитель по всему лагерю, интересуясь у каждого встречного, в какую сторону идти, было не самым перспективным занятием.
- Я покажу! – тут же вызвалась Мику, а вместе с ней и Ульянка, готовая, кажется, участвовать в любом мероприятии, где обещается хоть какое-то движение. Губную гармошку она реквизировала из музыкального клуба надолго, и Эдвард начинал чувствовать свою вину за то, что создал подобного монстра, приведя Ульяну в музыкальный клуб, где она и этот духовой инструмент нашли друг друга, ныне представляя страшную комбинацию, направленную против слуха пионеров.
Идти от музыкального клуба до сцены оказалось не так уж и долго, особенно если не пользоваться специально проложенными для маршрутов дорожками, но Эдвард уже начинал привыкать, что здесь довольно редко пользуются теми путями, какие подготовлены заранее, так что бодро шагал за идущей впереди Мику по высокой, несколько выше щиколотки, траве, таща на себе усилитель.
- А ты только второй день в лагере? Да? И как он тебе? Понравилось? Мне здесь сначала тоже очень понравилось! – Мику готова была разговаривать на любую тему, лишь бы не молчать, но все равно, ее скороговорки были гораздо лучше Ульянки, все порывавшейся еще что-то сыграть на гармошке, но Эдвард сразу пообещал стукнуть ее усилителем, если выдаст из этого инструмента хотя бы еще один звук на расстоянии ближе, чем сто километров от него. Улыбаясь и беззаботно топая ножками по траве, Мику все время оглядывалась на идущего позади носильщика, – Папа говорил, что мне обязательно надо побывать в пионерлагере, я и согласилась. Мне тут сначала понравилось, но потом как-то скучно стало. Понимаешь, я в Японии привыкла, что все время что-то происходит. Это как когда каждый день что-то новое. Я все время репетировала или училась, или новые костюмы в примерочной… Эдвард, представляешь, у меня на каждое выступление был новый костюм! Это так здорово, но иногда их приходилось перешивать, поскольку мне это очень важно. Знаешь, когда на сцене что-то мешается, петь очень тяжело… А вот и сцена! – больше всего сцена напоминала гигантскую ракушку какого-нибудь головоногого, выброшенную на берег и вросшую в землю в стороне от лагеря, на большой солнечной поляне. Только эта конструкция была собрана из дерева и множество раз перекрашена, что все же не мешало ей постепенно гнить на отрытом месте, под солнечным светом и осадками. Эстрадная часть на пару метров выдвигалась из-под крыши, и именно там была лесенка в четыре ступеньки, ведущая наверх, куда Мику влетела всего лишь за пару прыжков, и Эдвард поднялся следом по скрипевшим от времени и влаги ступенькам, поставив усилитель в углу, только после этого позволив себе вздохнуть и растерь руки, несколько занемевшие после нагрузки.
- Устал? – сразу участливо поинтересовалась Мику, но он только отрицательно покачал головой, больше прислушиваясь к собственным ощущениям. Все же это не его тело, не то, к которому привык, но пока что ни в чем его не подводило, действительно напоминая те времена, когда был еще совсем мальчишкой, резвым и бойким, готовым на любое безумство, лишь бы завоевать признание отца, казавшегося вечно недовольным. Сейчас, конечно, понимал, почему так вел себя с ним, но тогда отцовское внимание и что гораздо важнее, похвала, казались для него вершиной успеха. И все же, если возвращаться к делам насущным, то на свое тело пожаловаться не мог, нагрузку с усилителем выдержало с легкостью, даже дыхание не участилось.
- А давайте устроим дискотеку! – подскочила Ульяна, еще минуту назад присевшая на скамейке перед сценой. Там, на одинаковых и длинных деревянных скамейках, наставленных двумя рядами, мог поместиться весь лагерь или, во всяком случае, его большая часть, что тут довольно часто бывало, судя по истертому виду мест для сидения.
- Ульяна, дискотека будет в пятницу, – рассмеялась Мику, – если ее проводить каждый день, всем надоест и никто приходить не будет. Так ведь? – она посмотрела на Эдварда, – Ой, конечно, а ты пойдешь на дискотеку? Там будет очень весело, Ольга Дмитриевна мне по секрету сказала, что у нее есть записи иностранных групп, и если все будет хорошо, то даже даст их поставить. Только я еще не знаю, каких именно, а она не сказала. Было бы очень здорово, если бы что-нибудь из современных исполнителей, а то здесь очень много старой музыки. Она, конечно, очень красивая, но на дискотеку нужно что-то другое. Эдвард, а ты музыку слушаешь? А кого слушаешь? Кто больше нравится? – порой возникает желание убить эту девочку, все больше напоминающую словесный пулемет, но глядя на ее милое личико, Эдвард сразу отказывался от такой идеи.
- Я с музыкой довольно слабо знаком, – уклонился от прямого ответа на этот поток вопросов, – Времени особенно много на нее нет, изредка какие-нибудь записи включаю, но не более того, так что и музыкальных предпочтений особенных нет. Мику, нам здесь еще что-нибудь надо сделать? – девушка отрицательно покачала головой, продолжая что-то говорить про отечественных и зарубежных исполнителей, но слушая ее краем уха, все равно имена и названия ему ровным счетом ничего не говорили, – Тогда в клуб вернемся. Ульян, ты с нами?
- Неа, – улыбаясь от уха до уха, бросила рыжеволосая, спрыгнув со сцены, – Я на спортплощадку, у нас там матч скоро, а без меня у наших ничего не получится, их порвут, как тузик грелку. Потом увидимся! – и, в своем репертуаре, чуть ли не бегом направилась к основной части лагеря,
- Матч? – переспросил Эдвард Мику, удивленно выгнув бровь. Логично предположить, что у Ульяны должен быть какой-то сторонний выход энергии, иначе ее просто разорвет в клочья, но все равно удивительно, что здесь девочкам разрешали заниматься спортом, к этой особенности мира «Совенка» тоже следует привыкнуть.
- Она про футбол, – пожала Мику плечами, – Здесь очень многие в него играют, хотя я совсем его не понимаю. И правила какие-то в нем сложные, никак не могу разобраться, да и не для меня это, по полю бегать… Эдвард, а ты футбол любишь? Или волейбол? Или что-нибудь еще? С мячом столько игр на самом деле! И я почти ни в одну играть не умею. Нет! То есть я правила знаю, но играть все равно не получается. Там ведь тоже тренировки нужны, а у меня почти все время уходит на репетиции. Мне это гораздо лучше дается…
- Пошли лучше в клуб, – прервал ее Эдвард, – Там еще Алиса должна вернуться, и нехорошо получится, если будет нас под дверью дожидаться. А футбол как-нибудь подождет, – на самом деле он слабо представлял, что эти названия вообще обозначают, но игры с мячом были и у него на родине. Наверняка здесь популярно что-нибудь похожее, но ничем подобным Эдвард никогда не увлекался из-за нехватки времени даже в детстве, слишком занятый учебой и тренировками.
Когда вернулись, Алиса действительно уже дожидалась их, сидя на ступеньках веранды и катая между зубами тростинку, но сразу же ее выплюнула, когда заметила возвращение своего носильщика и организатора музыкального клуба. Теперь перед ними снова была та бесшабашная и агрессивная девчонка, какую Эдвард встретил в самом начале своего пребывания здесь.
- Я гитару, наверное, все-таки потом заберу, – кивнула она Мику, когда японка предложила всем зайти внутрь и, если есть такое желание, выпить чаю. У нее, оказывается, есть отличный чай, который привезла с собой чуть ли не из Токио, города, который, как понял Эдвард, является столицей той страны, где живут такие странные говорливые девушки с удивительными волосами. И чай там тоже очень хороший. Только заваривать его надо по-особенному, и что для этого есть целая чайная церемония, и еще целая гора действительно интересной, но сейчас ненужной информации, свалившейся на их головы.
- Обязательно зайдем, – кивнул Эдвард, не сдерживая улыбки при виде радости Мику от того, что к ней пожалуют гости, – я заинтригован чайной церемонией и очень хочу ее посетить, но только не сейчас, у меня еще обходной лист.
- А я обещала ему помочь, – усмехнулась Алиса, ткнув его локтем под бок, – А то новенький у нас здесь еще ничего не знает, глядишь, заблудится еще. Потом будем искать всем лагерем, а он где-нибудь под дверью лежит, – она улыбнулась, а Эдвард просто не мог обижаться на такие беззлобные шуточки, которые, кажется, были единственным знаком внимания, какой Алиса могла оказывать другим людям, то ли не умея, то ли стесняясь делать подобное каким-либо другим образом.