Это занятное умозаключение служит прекрасной иллюстрацией к тому, как убедительная аргументация приводит к нелепым выводам, когда отправные посылки неверны. В случае Малкольма ошибка была допущена дважды. Во-первых, он неверно понимает слово «сновидение» в его повседневном употреблении. Мы пользуемся им не только для того, чтобы как-то называть истории, которые помним, пробуждаясь ото сна, но и для обозначения переживаемого нами во сне, о чем и рассказываем впоследствии. Во-вторых, состояние сна гораздо разнообразнее гипотетического состояния полного отсутствия переживаний. Сами по себе сновидения являются наглядным тому доказательством, а ведь помимо них есть еще лунатизм и «прерывистый» сон. Я понимаю, что с точки зрения Малкольма приведенные мною аргументы могут выглядеть неубедительными, но есть простой способ опровергнуть все его выкладки: достаточно пережить одно осознанное сновидение.
Вполне возможно, что здравый смысл уже говорит: «Хватит! Давайте оставим в покое философию и примемся наконец за сны!» Нет. Потому что позиция «никакой философии» тоже является философской позицией, причем исходящей из наивной философии, подобной зажмуриванию глаз детьми. У ученых вообще и у исследователей сна и сновидений в частности есть тенденция относиться к себе как к людям «свободным от философии», но вовсе не обязательно, что это и на самом деле так. Более того, непроверенные философские заключения препятствовали изучению и научному принятию идеи осознанного сновидения вплоть до недавнего времени. Только в последние несколько лет большинство экспертов в области сна наконец перестали считать осознанное сновидение невозможным по той лишь причине, что это выглядело невозможным в рамках принятого ими философского контекста («осознанность во сне невозможна, потому что во сне невозможно осознавать»). Традиционное отношение к осознанным сновидениям 15– 20 лет назад было все тем же, что и декларируемое сто лет назад Альфредом Маури: «Эти сны не могут быть снами».
В среде исследователей сна (в противоположность исследователям сновидении), чьи эксперименты были исключительно физиологического толка, об осознанных сновидениях никто ничего не мог сказать, кроме того, что это, должно быть, другой тип мыслительной активности. Со стороны же исследователей, применявших психофизиологические методы и рассматривавших субъективные отчеты наряду с показаниями приборов, сообщения об осознанных сновидениях либо совершенно игнорировались, либо запоминались и забывались, как любые другие курьезные истории, не заслуживающие серьезного рассмотрения.
В чем же причина столь странного невнимания? Я полагаю, что существовало, как минимум, два фактора, способствовавших этому в той или иной степени. Один из них (на мой взгляд, самый существенный) уже упоминался: это философский контекст того времени, когда идея осознанного сновидения выглядела нелепой из-за существовавших теоретических предположений относительно природы состояния под названием «сон». В ходу также была фрейдистская концепция сна как бурлящего котла иррационального и темных инстинктов. Трудно было ожидать открытого и в то же время разумного подхода от психологии, в которой уже в течение 50– 60 лет безраздельно царил догматический бихевиоризм. Таким образом, сквозь призму общепринятых теорий осознанное сновидение виделось как отклонение, как призрак или выдумка. Осознанность была призраком во сне!
Второй фактор определился в результате потакания древней как мир привычке перекладывать ответственность на кого-нибудь другого. «Это не мое дело», «я тут не при чем» – обиходные выражения; «моя хата с краю», «своя рубашка ближе к телу» – это уже народная мудрость... И если сообщение об осознанных сновидениях можно отнести к разряду «фантазий на свежую голову», значит, исследователи могут спокойно заявить: «Это не наше дело» и продолжать изучение того, что кем-то уже было доказано. А что касается осознанных сновидений, то их существование пусть доказывает кто-нибудь другой.
Примеров подобной зашоренности долго искать не приходится. Эрнст Хартман из Тафтского университета назвал осознанные сновидения случайным исключением в обычном восприятии спящим всего того эксцентричного и невозможного, что происходит во сне, и даже позволил себе заявить, что «подобные события не имеют отношения непосредственно ко сну, а являются скорее примерами кратковременного частичного пробуждения»(14). Пробуждение, не важно «частичное» оно или «кратковременное», – это бодрствование, а раз так, то исследователи сна могли спокойно умыть руки, предоставив заниматься этим кому-нибудь еще. По другую сторону океана Ральф Берген из Калифорнийского университета в Санта-Круз высказался об этом следующим образом: «Конечно, бывали случаи, когда по пробуждении рассказывали об „осознании“ себя спящим. Но не было проведено еще ни одного эксперимента, удостоверившего, что это „осознание“ не сопровождается пробуждением».(15) Приведем еще одно мнение о том, что осознанные сновидения – это аномалия в состоянии бодрствования, а не сна.
В 1978 году известный исследователь сна и сновидений Алан Рехтсхаффен (Чикагский университет) опубликовал доклад, оказавший большое влияние на общественное мнение и называвшийся «Целенаправленность и разобщенность снов».(16) Этот труд, по словам самого Рехтсхаффспа, «повлиял, может быть, слишком сильно» на отношение к безмыслию как к постоянному атрибуту снов. Согласно трактовке автора, осознанное сновидение было тем самым единственным, присущим нашему времени и культуре, исключением, которое своей исключительностью подтверждало закон «безмыслия во сне». Д-р Рехтсхаффен даже высказал готовность признать осознанные сновидения законным феноменом, пригласив двух имевших такой опыт субъектов провести ночь в его лаборатории. К сожалению, в эту ночь у его подопытных не было осознанных сновидений, так что на этом его эксперименты и закончились.
Но далеко не все исследователи относились к осознанному сновидению так же скептически или безразлично. В 1975 году, рассматривая «причудливые загадки реальности снов», д-р Уильям Демент из Стэнфордского университета выразил свое отношение к осознанному сновидению как к «интригующей, но малореальной» возможности. Размышляя об этом, Демент также задавался вопросом: «Может ли человек с соответствующей подготовкой или специально проинструктированный войти в сон, зная, что это сон и что его задача – подтвердить это».(17) Он получил ответ на свой вопрос пять лет спустя, и, как читатель вскоре увидит, ответ был утвердительный.
Картина, складывающаяся по прочтении нескольких последних абзацев, показывает, что еще в не столь далеком 1978 году большинство психофизиологов, знакомых с отчетами или хотя бы со слухами об осознанном сновидении, не принимали его всерьез как законный феномен сна. При попытке объяснить, как же все-таки это получалось, как правило, цитировался французский доклад Шварца и Лефевра (1973), в котором были представлены результаты наблюдений за пациентами, страдающим и расстройствами сна(18). У них было обнаружено неожиданно высокое число пробуждений и частичного бодрствования в БДГ-периоды. Шварц и Лефевр предположили, что это частичное бодрствование (названное ими «микропробуждение») и могло лечь в основу рассказов об осознанных сновидениях. Несмотря на критику доклада (из-за того, что фактов в поддержку высказанной гипотезы было недостаточно, и из-за того, что выводы были сделаны на основе наблюдений за ненормальным течением сна у отдельных субъектов), это предположение считалось достаточным вплоть до недавнего времени – до 1981 года, когда наконец теория «микропробуждений» была успешно опровергнута, а осознанное сновидение было принято большинством членов Ассоциации психофизиологических исследований сна (АПИС) как реально существующий феномен парадоксального сна.