<p>
</p>
Оспинка
Камеры наблюдения перекрывали весь сектор Янтарного ущелья - ближайшего и самого опасного из трёх на этой стороне Плато. Именно здесь начинались восемь из последних десяти атак на город. И хотя твари, похожие на старое, изъеденное молью пончо, неплохо летали, вернее планировали и парили в восходящих потоках, потоки эти рядом с отвесными скалами были хаотичны, непредсказуемы. Так что манчеры, как их назвали первопроходцы, предпочитали подниматься из долины вдоль широких природных ущелий.
Город представлял собой сухопутную буровую платформу проектной массой в десять тысяч тонн. Действительную массу, после эвакуации сюда всего, что уцелело на планете и могло быть поднято грузовым вертолётом, никто не удосужился посчитать. Платформа возвышалась над ровной поверхностью Плато на четырёх толстых опорах. Каждая из них покоилась на тяговом модуле, имеющим пару широких гусениц для движения и анкерную систему, применяемую во время длительных стоянок или бурения. Кроме того над гусеницами располагалась кабина управления, шлюзы для выхода на поверхность планеты и небольшие ангары, где хранились квадроциклы, багги и прочее снаряжение для прогулок. В мирное время этим дело и ограничивалось, но теперь тяговые модули превратились в наблюдательные посты и огневые позиции, а над шлюзами крепились гондолы с автоматическими пушками, снятыми с боевых вертолётов.
Хотя летучему противнику удобнее было атаковать платформу сверху, а не пробиваться по теснинам лестниц и лифтовых шахт внутри опор, огневые позиции внизу лишними отнюдь не являлись и требовались в том числе и для того, чтобы прикрывать тех, кто выходил на поверхность.
Пост сержанта Сани Шитикова как раз и располагался в одном из таких переоборудованных модулей. Кроме него здесь находился сейчас только дедушка Ионафан, от которого напарник ожидал больше вреда, чем пользы, потому что старый хрыч совал нос куда только мог с непосредственностью ребёнка. Его рассудок угасал с каждым днём, но здесь, внизу, частенько требовалась лишняя пара рук, а выделять для работы на подхвате кого-то более смышлёного, город себе позволить не мог. Благо большую часть времени старик просто сидел, уставившись на экраны.
Перед одной из камер как раз проползло бесформенное животное, состоящее, казалось, из одних жировых складок. На Плато обитало мало хищников-конкурентов и даже такое неповоротливое создание (нечто вроде сухопутного тюленя), находило в трещинах изобилие пищи в виде мелких грызунов и моллюсков.
- Иногда я смотрю на такую тварь и у меня текут слюнки, - произнёс Ионафан. - Превосходное мясо, отменный жир, а жрать нельзя. Ну чем, скажи, этот зверь не свинья?
- У него хобот, - буркнул Шитиков.
- Экое дело хобот! - с энергией возразил старик. - Тюкнуть по нему топориком и вполне себе свиное рыльце образуется.
- Проклятая несовместимость, - согласился с напарником Саня.
Токсичные, содержащие мышьяк и свинец, белки и экзотические аминокислоты вызывали у землян в большинстве случаев скорую мучительную смерть, а во всех остальных - слабоумие и раковые заболевания. Местная пища не годилась и земным животным, а местный субстрат растениям. Тем не менее колонисты брали от экосистемы Кайласа всё что могли. Например, кожаная куртка и сапоги Шитикова были сделаны из шкуры гламурного козла, как не без юмора окрестили земляне животное, раскрашенное всеми цветами радуги. Оно любило часами смотреть на собственное отражение на водной глади. Там, у воды, козлов обычно и забивали. На Плато они, правда, не поднимались, но сырых шкур заготовили во множестве ещё до войны. Рубашка, штаны и нижнее бельё сержанта было соткано из нитей местного аналога конопли. Ну как аналога... курить такое не стал бы и сам Боб Марли. Одной затяжки хватит для путешествия в один конец. Зато "вино" из здешних ягод замечательно выкуривалось - местные микроорганизмы успешно сбраживали их сок. И пусть те и другие по отдельности оставались смертельными для человека, самогон в результате получался вполне обыкновенный. Горожане гнали его в огромных количествах и после тщательной очистки (мельчайшая примесь могла убить) употребляли для самых разнообразных целей.
Ионафану всё же удалось отвлечь Саню на посторонние размышления, что являлось проколом для столь опытного сержанта. Он встряхнулся, ещё раз наскоро осмотрел гряду и вывел на главный экран изображение с камеры, что контролировала проход между двух холмов, стоящих как раз напротив спуска в Янтарное ущелье, словно гигантские сказочные привратники. В секторе его ответственности проход считался самым тревожным участком.
Вместо холмов на экране появилось размытое светлое пятно. Рука Шитикова рефлекторно потянулась к переключателю связи с боевым информационным центром, но мозг успел сделать поправку, и палец в итоге надавил на клавишу коррекции автофокуса. Ни к чему раньше времени поднимать тревогу. Возможно, какой-нибудь посторонний объект просто заслонил камеру.
Так и оказалось. Чёткость повысилась, и на экране возникло образование, напоминающее кратер, если его рассматривать со спутника. Разумеется, никаких кратеров поблизости не имелось, как и работающих спутников на орбите, поэтому Саня двинул рычажок трансфокатора. Загадочный кратер отодвинулся вдаль и превратился в оспинку на загорелом плече молодой девушки.
- Часка! - он узнал девушку, раньше, чем увидел фигуру полностью. - Чтоб тебе манчер насрал на голову! Нельзя же так пугать человека!
Узнать её, впрочем, не составляло труда. Часка Монтеро была единственной из рождённых на Кайласе людей, кому прививали оспу. Её родители (сами биологи) слыли фанатами вакцинации и никакие аргументы коллег, что, мол, оспе, как и большинству прочих болезней, неоткуда взяться в чужой экосистеме, а все колонисты, прибывшие с Земли, привиты, проверены кучей комиссий, на них не действовали.
Девушка стояла на самом краю провала, врезающегося в Плато длинным изогнутым языком, и смотрела куда-то вниз. Тёплая погода позволила ей выйти наружу в лёгком сарафане, несмотря на обычно суровый климат приполярного плоскогорья. Такие деньки здесь выдавались редко, и она, похоже, получала удовольствие стоя на краю обрыва, где мощный но тёплый поток, поднимающийся вдоль отвесной скалы, пытался сорвать её лёгкое облачение.