Однако Мюриэль понимала, что теперь ее деятельность в Каваке будет контролироваться. В таком случае не было тридцати шести способов действовать. Вместо того, чтобы избегать Риберы и тем самым вызывать у него подозрения, ему следует искать его компании и пытаться закрыть глаза любыми средствами.
Задумавшись, она не заметила, что они подошли к улице Сьерпес. Рибера остановил машину перед номером, указанным Мюриэль, и любезно спросил:
- Я уезжаю в шесть часов; где я должен тебя забрать?
Улыбаясь, она сделала уклончивый жест.
- Не знаю… Я недостаточно хорошо знаю Севилью.
Он решил за нее:
- Посмотрите на это большое заведение слева, метров в двадцати впереди. Это "Café de Paris" ... Я заеду за вами в шесть часов.
Галантный, он спустился вниз, чтобы открыть дверь, и помог ей выйти на тротуар. Она протянула руку полицейскому немного дольше, чем ему хотелось бы, и, чтобы поблагодарить его, одарила его одной из тех навязчивых улыбок, о которых она ничего не знала. Он покраснел и смущенно откашлялся.
- Ну, он сказал… Ну, в шесть часов, как договорились. Я буду точен.
Он отпустил ее руку и сел в машину, не глядя на нее. Она вошла в здание после паузы перед большой медной табличкой, указывающей на существование доктора.
Она вошла в лестницу слева и поднялась на несколько ступенек. Она услышала, как машина Риберы уехала, подождала еще несколько секунд, прежде чем спуститься. Вместо того чтобы вернуться на улицу Сьерпес, она продолжила путь под аркой и вышла в огромный двор, засаженный кустарниками. На другой стороне двора крыльцо выходило на аллею. Она вышла оттуда и быстро подошла к крохотной площади, где взяла такси.
Садясь в машину, она сказала водителю:
- В старый Чартерный дом Трианы.
Такси уехало. Мюриэль открыла сумку, достала желтый шелковый шарф, которым прикрыла голову. Затем она надела солнцезащитные очки и рухнула в угол сиденья, уверенная, что сам Рибера не обратит на нее никакого внимания, если увидит ее.
Жара была невыносимой. Мюриэль почувствовала, как ее платье-туссор прилегает к ее телу. Она опустила окно в пределах досягаемости, надеясь, что порывистый ветер унесет от нее вызывающие отвращение пары бензина.
Они быстро достигли Гвадалквивира, сверкавшего в золотых лучах солнца. Через мост они вошли в Триану.
Водитель остановил машину перед дверью старого здания. Мюриэль заплатила и вошла в грязное бистро, где выпила ледяной апельсиновый сок, чтобы утолить жажду.
Когда она вышла, такси уже не было. Она ушла пешком, онемев от сильной жары. Пройдя сотню ярдов, она вышла на узкую, плохо вымощенную улочку, где зловонные запахи гнилых луж, которые стояли то тут, то там, боролись с запахом жасмина и клематисов, брошенных в потрескавшиеся стены.
Она дошла до конца переулка и, не раздумывая, вошла в темную и низкую мастерскую по плетению корзин. Настоящая куча корзин поднималась к почерневшему потолку. Там не было ни одного человека. Мюриэль позвала, чтобы сигнализировать о его присутствии. Тяжелые шаги сотрясали потолок, затем ступеньки невидимой лестницы. Зазвенели деревянные бусы на занавеске. В полумраке появилась любопытная фигура. Черный кожаный ремешок закрывал его левый глаз: это было первое, что вы заметили на его почти черном лице, покрытом многочисленными шрамами. Лысая голова сияла, как любовно отполированный шар из слоновой кости. Коренастый мужчина нес перед собой выдающийся грушевидный живот. Левая нога была значительно короче другой. Когда он был с гордо поднятой головой, он сразу же вызвал в сознании Мюриэль образ некоего «капитана Кида», сбежавшего из пиратской истории.
Он с любопытством наблюдал за ней, без сомнения, непривычный к таким клиентам. Улыбаясь, она прошептала, рассматривая его с ног до головы:
- Мне нужна корзина, в которую поместится семнадцать апельсинов.
Он никак не отреагировал, просто смотрел на нее с большим вниманием. Каменным, странно ритмичным голосом он возразил:
- Тростниковая или плетеная?
Она ответила озорным тоном:
- В моде с плетеной отделкой. Бьюсь об заклад, вы этого не сделаете.
Громкий смех потряс его целиком. Он хромал вперед и прошел мимо нее, чтобы закрыть дверь. Он вернулся, приподнял расшитую бисером дверь и широко махнул рукой:
- Войдите, сеньора. Вы здесь как дома.