Однажды вместе с сестрами я поднимался в небо на воздушном шаре, и мы наблюдали, как солнце скатывается к горизонту, облака становятся красными и розовыми. Цвета эти вертелись вокруг нас, будто туман. Мне не следует больше об этом думать, потому что полеты запрещены. Некоторые люди в этом городе говорят, чем больше ты думаешь о полетах, тем сильнее накажет тебя Февраль. А есть еще и жрецы, которые где-то на окраине города сажают под замок тех, кто верил в полеты. Но это всего лишь глупые слухи. Хотя, возможно, и правда. Представься мне такая возможность, я бы раскроил Февралю череп. Размахнулся бы большим ведром с живицей, с силой врезал бы по виску, а потом наблюдал, как ледышки его мозгов разлетаются, словно конфетти.
В последнюю ночь всем горожанам снились облака, расползающиеся, как мокрая бумага в руках.
1. Сегодня члены Решения пытались летать.
2. Попытка провалилась.
3. К черту Февраль, воскликнул один из членов. Другие поддержали его радостными криками. Они очень шумные. Носят птичьи маски. Бросаются яблоками в облака.
4. Воздушный шар завалился набок. Языки пламени взметнулись вверх. Языки пламени вырвались, устремились через поле и поднялись по березам, где сгорели нелетающие птицы.
5. Снег продолжает падать.
6. Пошли разговоры о войне.
рассказал Селах о войне с Февралем. Она купала Бьянку в мятной воде и круговыми движениями терла ей мочалкой спину.
Я не знаю, поможет ли война, сказала Селах.
Это все Решение, ответил Таддеус. Им нечего терять. Я не знаю. Мы должны рассмотреть и этот вариант. Ради нее. Он мотнул головой в сторону Бьянки.
Подойди, сказала Селах, и Таддеус пошел на ее голос, будто это слово стало крючком, заброшенным из ванны.
Он опустился на колени рядом с ванной и погрузился лицом в мятную воду. Бьянка почувствовала его совсем близко у своей спины. Вода поднялась ей до подбородка. Она помнила, каково это, плавать в реке с Июнем. Сливное отверстие в ванне обернулось рыбкой, кусающей ее за пальчик. Таддеус продержал лицо в воде достаточно долго, чтобы борода полностью пропиталась мятой.
Довольно, Селах схватила Таддеуса за волосы и потянула вверх.
Вода лилась с его бороды. Таддеус ушел на кухню, налил себе чашку чая, вернулся в ванную. Смотрел, как жена продолжает купать Бьянку. Старался наклонять чашку, когда пил чай, чтобы Бьянка видела воздушный шар, нарисованный на донышке.
Может, жрецы на самом деле не жрецы. Посмотрите, как колышутся их нелепые одеяния.
Я хочу быть в безопасности. Я хочу жить в черепашьем панцире.
Капли мятной воды падают ему на ладонь. Он потирает руки. Идет в спальню Бьянки и гладит ее руки и ноги ладонями. Она надеется прогнать грусть, которая приходит во сне, напитав мятой ее кожу, в ее легкие и сердце. Таддеус и Селах делают это по очереди, чтобы мята поступала всю ночь напролет.
Перед рассветом Таддеус улавливает запахи меда и дымка, идущие из спальни Бьянки.
Войдя в ее комнату, он видит, что окно открыто и на пол падает снег.
Он отбрасывает одеяло с кровати.
Он оглядывает комнату.
Он заглядывает под кровать.
Он выглядывает в коридор.
Он глядит на свои ноги.
Он глядит на кровать. Он глядит на кровать.
Кровать Бьянки — курган снега и зубов.
Бьянки нет.
Таддеус
Я проводил больше времени в одиночестве на вершине холма. Я не могу вспомнить такого холода, как теперь. Земля промерзшая и черная, городские окна покрыты коркой снега и льда. Когда я разжигаю костер из собранных веток, начинает падать снег и тушит огонь. Я смотрю на небо, по которому катятся серые волны. Меня одолевают усталость и печаль, — моя дочь исчезла — и я чувствую это глубоко внутри. Я ломаю ветку дерева. Кручу ею над головой, описывая гигантские круги, прежде чем зашвырнуть в небо.
Она летит высоко, выше, чем я мог себе представить, и, поднимаясь все выше и выше, прорывается сквозь ногу облака, достигает верхней точки, потом падает, пробивает еще одну дыру, в плече облака.
В одной дыре я вижу две болтающиеся ножки, словно кто-то сидит на ее краю. Во второй дыре мужчина кружит по темной комнате. Я поворачиваюсь к дому и зову Селах. Она трясет простыню Бианки, которая распадается на снежинки.