Во второй раз юркнув в камеру, я достала бутылку с ледяной водой, открутила крышечку и поднесла к полуоткрытым губам Ильи.
Он, приподняв голову, пил с таким наслаждением, упоением, что мне в голову вновь невольно пришло сравнение с животным. Вода вытекала ему на шею, тоненькими струйками бежала ото рта по щеке на кушетку, но Илье было все равно. Он пил так, словно я принесла ему воды из волшебного живительного источника.
В бутылке остались какие-то жалкие капли. Я запихала ее себе в сумочку и вытащила салфетки, осторожно оттерев кровь с его разбитой губы. Он молчал, наблюдая за мной. Мне даже показалось, что он может меня укусить – но казалось это всего лишь жалкий миг.
Что я наделала? Знала ли я тогда, шесть счастливых месяцев назад, соглашаясь на все это, что смогу полюбить этого человека?
- Спасибо, милая, - его тихий голос, как всегда, успокаивал меня. Нет, наверное, он все же хочет меня убить.
Какое-то время я молчала, наблюдая за ним. Кажется, мой бывший парень ожил. Блеск его глаз стал другим – не лихорадочным, а яростным.
- Илья.
- Что, моя хорошая? – вкрадчивость в его голосе была такой знакомой.
- Не называй меня так, - нахмурилась я. – Мы ведь больше не пара. Ты знаешь, кто я и… и что сделала.
- Поцелуй меня, - прошептал он вновь. – Напоследок. Ты же знаешь, скоро меня не станет. Поцелуй меня, как раньше? Если я сдохну, я стану призраком и буду всегда рядом с тобой, - пригрозил Илья в шутку. Кажется, ему, правда, лучше.
- Не надо, - ответила я, нервным движением убирая длинные волосы назад, за спину.
- Зачем ты пришла ко мне, милая. Потому что сожалеешь. Поцелуй – и перестанешь сожалеть, - его голос обволакивал меня. – Клянусь, - добавил он уверенно. – Перестанешь сожалеть о том, что тебе пришлось сделать. Они ведь заставили тебя? – осторожность, с которой он задал этот вопрос, ранила меня еще сильнее. Он до сих пор… заботится обо мне? Не может быть. Он – чудовище. И он не верит, что я сама пошла на это. За некое вознаграждение.
Но я так хочу к нему.
4
И я решилась. Последнее желание обреченного на смерть, пусть оно будет выполнено.
Под немигающим внимательным взглядом черных глаз, обрамленных длинными ресницами, я села на кушетку, касаясь бедром его горячего бока, наклонилась и… почти утонула в своих чувствах. С трудом сдерживая себя, я подула на его подбородок, осторожно провела губами по ямочке на нем, коснулась линии приоткрытого рта, передумала, отстранилась, поглаживая Илью по ключице, а потом… А потом я целовала его упоенно, страстно, напористо, прощаясь и сожалея о том, что произошло. Если бы другие обстоятельства… Другое время… Другое место… То все было бы иначе. Я целовала его, почти впервые оказавшись сверху, и этим поцелуем пыталась сказать ему обо всем. О том, что я сожалею. Боюсь. Люблю. И снова боюсь и сожалею.
Я, закрыв глаза, целовала его в последний раз, совсем осмелев, запустив одну руку в его разметавшиеся темные волосы, а другую прижав к его груди – к сердцу, и слыша его стук, который заставлял и мое сердце биться быстрее.
- Девочка моя славная, - шептал он, так же неистово целуя меня в ответ. – Ты всегда будешь только моя и ничья больше.
Я всхлипнула.
Перед смертью не надышишься. Я не смогу зацеловать его впрок. Но я навсегда запомню его.
Его движения. Его запах. Его голос.
Его любовь.
- Илья, - почти беззвучно произнесла я – его имя стало для меня мантрой. Мне так хотелось сомкнуть глаза, чтобы тактильные ощущение еще больше обострились, но не позволяла себе этого сделать - я должна видеть его до последнего. Я запомню это на всю оставшуюся жизнь, которая теперь кажется пустой. – Эти полгода… я обо всем забыла, и я правда, правда, тебя…
- Я знаю.
Он прижал меня к себе, продолжая целовать. Я вцепилась пальцами в его плечо, задыхаясь от переизбытка чувств, ощущая все то же головокружение и боясь упасть вниз, сорвавшись с обрыва вниз, к ядовитым клубам белого дыма. Я не падала только потому, что держалась за него, не отпускала не на секунду.
Илья властно провел рукой по моей спине, и я подалась к нему всем телом. Он – мой. Хотя бы эти секунды он – мой.
Очнулась я спустя несколько секунд, когда куб с его энергией вдруг стал трещать, как лед на реке весной. И так же, как и лед, таять, высвобождая языки красно-фиолетового пламени.