В этой сцене я, одетый в пижаму, нахожусь у себя в комнате. Появляется сосед, чтобы сообщить мне, что казнь моего отца состоится завтра. Он не знает, как лучше мне об этом сказать. В конце концов, почувствовав недоброе, я выхватываю у него из кармана газету.
Анри-Жорж объяснил мне как играть в первом эпизоде. Я лежу в кровати на животе, повернув голову на подушке так, чтобы видеть дверь. Слышится стук, я кричу «войдите», и появляется сосед. Какое-то время я лежу, не шевелясь, затем по его расстроенной физиономии мне становится ясно, что что-то произошло. Я медленно приподнимаюсь в постели на коленях. Спрашиваю, не отводя от соседа глаз: «Что случилось?» Он не отвечает и тяжело опускается на стул. Тогда я спрыгиваю с кровати, подхожу к окну и раздвигаю занавески.
— Вы хорошо поняли?
— Да, господин Анри-Жорж.
— Примо: погруженный в задумчивость и неожиданно потревоженный человек. Секундо: чуем — что-то не так. Терцио: боимся, но не решаемся спросить… Ладно, все на местах?
Я незаметно большим пальцем правой руки перекрестил грудь. Мов заметила и знаком дала понять, что всем сердцем со мной. Никогда еще она не казалась мне настолько хрупкой и беззащитной. Она была мне плохо видна — ее загораживали ноги оператора — и представлялась такой ужасно маленькой, будто я смотрел на нее в перевернутый бинокль.
Я принял позу. Прожектор светил мне прямо в лицо. Сквозь этот пылающий костер я почти не различал дверь, откуда должен был появиться сосед.
«Внимание! Мотор! Начали!»
«Лошади», кадр 26, дубль первый…
Сухой стук хлопушки.
Голос Анри-Жоржа звучал так, будто он давал команду дрессированной собаке прыгать через бумажное кольцо.
Я застыл в неподвижности с полузакрытыми глазами посреди этого ада. Послышалось «тук-тук» в дверь. Я чуточку подождал и бросил приглушенное «Да!»… Сосед вошел. Его играл Франсуа Матье из «Комеди Франсез»… Странный актер. К сожалению, он не умеет выделяться, но какой мастер! Он играет каждую букву своего текста.
«Привет»…
Я смотрел как он приближается. У меня начало жечь глаза… Я привстал в кровати на коленях..
— Стоп!
Случилось то, чего я опасался с самого начала эпизода. Я знал, что роковое слово будет произнесено, и для меня это окажется катастрофой. Мне хотелось еще перед съемками предупредить режиссера, сказать ему: «Плохо ли, хорошо ли, но не прерывайте первую сцену, позвольте мне обрести уверенность в себе… Ведь я всего лишь робкий мальчишка, которого легко спугнуть, а не самоуверенная „кинозвезда“.
Он кинулся ко мне, уже исполненный нетерпения с искривленным от злости ртом.
— Нет! Нет!
— В чем дело? — пролепетал я.
— Да в том, что вы становитесь на колени так, будто собираетесь влезть на девицу! Я же вам объяснил: вы погружены в размышления, вам мешают, вы опасаетесь какой-нибудь пакости, вы обеспокоены… Это уже преследуемое страхом существо приподнимается в постели, спугнутый хищник, понятно?
— Да, хорошо.
— Начали снова… Готовы?
Восемь раз подряд безуспешно начинали снова. Я практически и не пытался играть. В голове туманилось. Из памяти навсегда улетучились все советы и указания Анри-Жоржа. Я забыл, кто есть мой персонаж! Я вообще не знал, почему он находится здесь и зачем в это дело ввязался Франсуа Матье…
На восьмом дубле Анри-Жорж больше не кричал. Он был бледен и безучастен, с черными неподвижными пуговками глаз.
— Идите к себе в уборную, Теллан, я сейчас к вам зайду…
Целиком во власти охватившей меня паники я забыл про Мов и потому сильно удивился, увидев ее; она сидела в моей уборной и плакала навзрыд.
Когда я вошел, она быстро вскочила с места.
— Получилось?
— Нет, Мов… Я ни на что не способен…
— Я поняла. Ох, Морис, какой кошмар! Ты ничего не можешь без нее!
Именно это приводило ее в отчаяние. Я прислонился к стене. Стена была прохладной, и эта прохлада действовала на меня успокаивающе. Вошел Анри-Жорж в сопровождении Мованна. Наверное, прежде чем отправиться ко мне, он захотел поговорить с продюсером.
У обоих были весьма унылые лица. Первым заговорил Мованн. Мне подумалось, что такой же раздосадованный вид был у него, когда мы беседовали о контракте в его кабинете.
— Что происходит, Теллан?
— Понятия не имею, мосье Мованн… На съемочной площадке я погружаюсь в какое-то шоковое состояние, из которого мне никак не удается выйти.
— И отчего же оно возникает, это шоковое состояние?! А? — завопил Анри-Жорж. — Вы умеете играть на сцене, да или нет? Если нет, то какого черта вы здесь делаете, мой мальчик? А?
Он был раздражен до крайности. Мованн даже не пытался его сдерживать.
— Скажите, — продолжал Анри-Жорж, — кто играл в „Добыче“, вы или ваш брат-близнец?
— Она! — подала голос Мов, отрывая руки от заплаканного лица.
Мы взглянули на девушку. Анри-Жоржа и Мованна осенило одновременно.
Режиссер повернулся ко мне:
— Это правда, Теллан?
— Да, мосье. Люсия Меррер сумела заставить меня играть, потому что показывала мне все сама. Она великая актриса. Я только ее имитировал… Я всего лишь жалкий подражатель! Без нее я не могу сниматься…
— Это немыслимо! — заявил режиссер. — Если способны подражать, способны и играть!
— Надо полагать, что нет! — заметил Мованн.
— Замените меня! — взмолился я. — Я верну аванс, который вы мне заплатили!
Продюсер покачал головой.
— Плохо дело! Вся моя реклама и продажа за границу рассчитаны на ваше имя!
— Плевать я хотел на его имя! — воскликнул Анри-Жорж. — Я хочу настоящего актера, хорошего актера, даже если он не слишком подходит на эту роль! Настоящее кино не делают с бездарными негодяями!
— Успокойтесь, Анри-Жорж!
Но режиссер вышел из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью. Из коридора до нас донеслись его яростные крики. Очевидно, он решил сам позаботиться о моей рекламе.
Какое-то время мы молчали. Потом Мованн, приоткрыв дверь, позвал реквизитора.
— Пришлите мне Берже!
Берже, пресс-агент нашего фильма, был смышленый малый, с вьющимися, как у барашка, волосами. Другого такого назойливого типа надо было поискать. Если его выгоняли из чьего-нибудь кабинета, он, вместо того, чтобы изобразить оскорбленное достоинство, располагался на коврике под дверью, время от времени приоткрывая ее и спрашивая, не возникла ли в нем нужда!
Мы ждали его в полной тишине, не произнося ни слова. Здесь, в этой душной комнатке, я чувствовал себя как в неприступном логовище. Все западни, которые готовила мне жизнь, остались за его порогом.
Берже просунул в дверь свою курчавую голову.
— Вы меня звали, господин Мованн?
— Да. Я хочу дать тебе одно весьма деликатное поручение.
— О'кей! Я всегда готов, хоть добровольно на смерть!
Его шутка никого не рассмешила.
— Приведите мне Люсию Меррер. Можете рассказать ей все, что угодно, похитьте ее, если потребуется, но доставьте Люсию сюда любой ценой, слышите!
— Хорошо, патрон!
Он прикрыл дверь. Я избегал смотреть на Мов. Во мне рождалась робкая надежда.
Глава XVIII
Я различил ее шаги в коридоре. Я узнал бы их среди тысячи других и, по тому, как бешено заколотилось мое сердце, я понял, до какой степени люблю ее и ненавижу.
И вдруг она появилась, такая прекрасная, да что я говорю — просто великолепная! Такая спокойная, уверенная в себе, такая породистая! Она ждала этого момента две недели. Она знала, что рано или поздно все именно так и произойдет, что за ней придут и призовут на помощь к несчастному, терпящему бедствие!
Она пожала руку Мованну, бросила на туалетный столик сумочку и окинула долгим взглядом меня и Мов.
— Привет, молодежь! Ну, так что же у нас случилось?
Я не шелохнулся. Мов отвела глаза и принялась внимательно изучать носки своих туфель.
— Скажите же ей! — вскричал Мованн.