— И как в старое время доброе принимает парад уродов, — не оглядываясь сказал Майский.
— Шутники образованные, — недовольно буркнул Киндер. — Расхрабрились не в тему…
Вслед за кровососами двигались вроде бы люди — мужички в долгополых пыльниках и председательских кепках, только свои двухметровые правые клешни они вздымали в нацистском приветствии.
— А это маршируют бесстрашные изломы — бывшие люди, нашедшие в себе мужество перейти на сторону правого дела! — не унимался Матадор. — Это наши коммандос, способные незаметно подкрасться к вражескому лагерю и уничтожить его! Плоть оккупантов служит им наградой! Так будет с каждым!
— Ты бы унялся, отец, — сказал Киндер. — Зона всё-таки, не майдан Незалежности…
— На площадь выходят бойцы невидимого фронта, члены группы народного контроля! — объявил седой сталкер. — Это Генеральный Штаб Зоны! По их безмолвному приказанию отряды храбрецов устремляются в бой…
И заткнулся.
Потому что за контролёрами двигалось ТАКОЕ, что новичок Майский сразу же грохнулся в обморок, а опытные сталкеры сомлели чуть позже…
Кончилось кино, началась жизнь. Или смерть.
Глава пятая
…Кинематографисты Украины, как и северные их соседи, все годы после развала Союза перманентно пребывали в глубокой… Нет, лучше сказать, депрессии. То снимали время от времени какую-нибудь псевдоисторическую бодягу, клеймившую проклятых москалей, то экранизировали свою не слишком обширную классику, то, наоборот, кидались в другую крайность, вспоминали о вечной дружбе советских народов и несокрушимом братерстве — в зависимости от политической конъюнктуры.
И при старом-то режиме студия имени Александра Довженко была у зрителей притчей во языцех — однако и из её недр то и дело выходили шедевры мирового класса, гремевшие по Каннам и Венециям.
Но общий уровень, как говорится, оставлял желать.
Впрочем, к Зоне всё это не имело никакого отношения, пока не появился в красивом городе Киеве Захар Паращук, изгнанный из сталкеров за мелкие кражи. И хорошо ещё, что не пристрелили!
Паращук устроился на студию ассистентом осветителя, таскал старые кабели да менял в прожекторах лампочки за скудные гривны. А девушкам врал, что он на самом деле прославленный сталкер Вирус, находящийся на Материке по случаю психологической реабилитации после боя с тремя псевдогигантами.
— Как ты красиво рассказываешь, Захарочку! — восхищались девушки. — Брэшешь, як спиваешь! Тебе бы книжки писать или кины снимать…
А почему бы и не снимать, вдруг подумал Паращук. Нынче кто попало снимает кины — и завхозы, и бандюганы, и детки ихние, и даже тёщи. В композиторы приглашают братишку, умеющего шарить на баяне, в художники — дедушку-маляра, в сценаристы — одноклассника, который лучше всех писал сочинения, и чтобы ни одна гривна не ушла сторонним людям…
Где-то он и деньги нашёл — пообещал, что после освоения всякий краденый доллар сделается чистеньким и гарнесеньким. Быстро научились в те годы умывать чумазого Бена Франклина. Вот фильмов, правда, никто не видел, не доходили они до экрана…
Но народ остро нуждался в своём, не голливудском, киногерое. И народ его получил. И может теперь хлебать его большой ложкой.
И вот вылетела из гнезда довженкова первая ласточка — блокбастер «Вероника — принцесса бюреров»…
Ежели и есть у бюреров какие принцессы, то лучше не смотреть на них за столом во время еды. Эти карлики, владеющие телекинезом, на вид и на запах настолько отвратительны, что ими брезгуют даже самые кровожадные хищники Зоны. Хоть и живут бюреры племенами, и даже есть у них какая-то пародия на цивилизацию. Но кто их видел, тех карликов, кроме сталкеров и учёных? Парочка, с великими трудами и за большие деньги доставленная в Киевский зоопарк, быстро сдохла, заразив при этом многих невинных зверей. Слоны вообще скончались от омерзения…
Поэтому роль принцессы Вероники предложили поючей поп-звезде по сценическому имени Власта, в миру — Софийка Вакулинчук. Софийка, кстати, ростом была под метр восемьдесят, но всё было при ней, только размер ноги очень большой.
Подданных принцессы Вероники изображали дети младшего школьного возраста, обряжённые в экзотическое тряпьё, а вокзальные беспризорники вообще снимались в своём повседневном. И становилось понятно, почему героиня носила высокое звание принцессы этого народца: она ведь любого подданного могла затоптать своими ножищами.