– Значит, на фотках будешь с двумя фингалами. Зато нос я тебе починил. – Он с улыбкой смотрит на Мэл. – На этом деле я собаку съел, так что через недельку или около того он примет нормальную форму. А вот бандаж нельзя снимать недели две, иначе дышать не сможешь. – Он накладывает на швы повязку. – Эту рану оставил рог или копыто, не стекло – края-то рваные. Честное слово, я очень, очень старался, но шрам у тебя останется, дружище.
– Ничего, зато будешь выглядеть брутально, – говорит Мэл.
– Ну да, я ведь как раз сегодня утром проснулся и подумал, что для полного счастья мне не хватает брутальности.
– Вот видишь, как тебе повезло! – хлопает меня по плечу Зовите-меня-Стив.
– Просто невероятно повезло. – Мэл делает злое лицо – она всегда так выглядит перед тем, как расплакаться. – Он ведь мог умереть.
Доктор Стив считывает обстановку и пытается ретироваться.
– Постой. – Мэл отрывает клочок бумаги от листка с моими данными, записывает на нем свой номер телефона и вручает его Стиву. – Не бойся, мне девятнадцать. Я уже должна учиться в универе, но пока не сложилось. Все нормально.
Стив со смехом берет у нее бумажку.
– А теперь иди, мне надо наорать на брата за то, что он чуть не умер.
Когда мы остаемся вдвоем, она не орет. Стоит молча рядом со мной и нежно-нежно-нежно, почти не касаясь, трогает мои раны. И плачет – да, уже плачет, причем с таким свирепым лицом, что лучше об этом не заикаться: голову оторвет.
– Майки, – наконец произносит Мэл.
– Знаю.
Она пытается меня обнять, но даже это – невыносимо.
– Ребра!.. – вырывается у меня.
Тогда Мэл просто садится рядом.
Как выяснилось, и тайные фашисты, и владельцы марихуановых плантаций одинаково добры к жертвам автомобильных аварий. Мой телефон завалился в какую-то щель, а Хенна не могла сдвинуться с места, так что я понятия не имею, кто позвонил в службу спасения. Еще до приезда «Скорой» и пожарных к нам стали выбегать жители соседних домов с полотенцами: первые прибывшие на секунду застывали, провожая взглядом последних оленей из потопа, а потом начинали прижимать полотенца к моему лицу. Еще двое попытались открыть водительскую дверь и вытащить Хенну, решив, что машина может загореться. Но любое движение вызывало у нее крики боли, и она до последнего не отпускала мою руку, даже когда пришли мистер и миссис Силвенноинен (до их дома оставалось метров двести, когда мы сшибли оленя). Они были фантастически спокойны – только при виде их невозмутимых лиц я наконец осознал, как мне больно.
Кто-то позвонил и ко мне домой. Мамы не было, она забирала Мередит с занятий по чечетке, поэтому к нам примчалась Мэл на своей машине. Папу она даже не стала будить. Нас с Хенной повезли на «Скорой», Мэл и Силвенноинены поехали следом, и Хенну сразу же отправили в операционную – собирать руку.
Перед тем как наркоз подействовал, она успела произнести одно слово: «Майк».
– Я сообщила Джареду, – говорит мне Мэл. – Он заедет около полуночи. На Поле.
– Хорошо. Спасибо.
Она кладет руку на каталку и переплетает свои пальцы с моими. Понимаете теперь, как мне повезло? Меня действительно любят. Какой я везучий. Просто до ужаса везучий.
Из коридора доносится мамин голос. Мэл отстраняется. Мама выходит из-за ширмы, которой отгородили мой угол приемного покоя, и сначала я вижу на ее лице такой ужас, такую тревогу, что мне опять шесть лет: я только что упал с велика и хочу, чтобы она меня пожалела.
Это длится целых четыре секунды. А потом она пытается меня обнять.
– Ребра!.. – прямо-таки визжу я.
– Ой, прости, сынок! – отшатывается мама. И тянет руку к моему лицу. Я опять морщусь. – Прости, прости, прости.
– Ты что, повязку не видишь? – спрашивает Мэл. – И кровь?
– Вижу, – кивает мама. – Почему ее не смыли?
– Смыли, – отвечаю я. – Большую часть.
Взгляд у нее снова добреет.
– Ну, как ты?
Я пожимаю плечами (и опять морщусь: оказывается, пожимать плечами тоже больно).
– Рваная рана на щеке, перелом носа, трещины почти на всех ребрах с левой стороны, растяжение лодыжки. Хенне гораздо хуже пришлось…
– Я встретила Маттиаса и Каролину, – говорит моя мама, имея в виду родителей Хенны. – Ее сейчас оперируют, но если не считать перелома руки и ключицы, она отделалась синяками и ушибами, как ты.
– Ничего себе «отделалась».
– Ты же понимаешь, что я имею в виду.
– Понимаю. Нам и впрямь повезло. Но было очень страшно. И странно.
– Видела бы ты Хеннину тачку, – говорит Мэл. – Ей как будто голову снесло.
– Где Мередит? – спрашиваю я.