– Что ж. Раз узнали, нет смысла далее сохранять инкогнито. Но вернемся к обсуждаемой теме…
– И что же мы обсуждали? – поинтересовался Костя.
– Ну, как же! – Плеханов говорил с непонятным энтузиазмом. – Наши идеи! И их развитие в практическом, так сказать, смысле.
Косте сразу вспомнился едкий запах сгоревшего динамита и пыли. Он так и не смог узнать у Кибальчича – пострадал ли кто-нибудь во время взрывов. Не узнал Костя и о реакции властей: хозяин квартиры, где скрывались беглецы, упрямо отмалчивался, а выходить на улицу только ради новостей Шумов с Кибальчичем опасались. Изоляция почище, чем в тюрьме. Там хоть можно было бы расспросить казаков. А здесь – смотри в слепые окна двора-колодца, в который солнце никогда не заглядывает, и измышляй что ни попадя. Тоскливо.
Поэтому Костя и решил объясниться, чтобы раз и навсегда обозначить свою позицию:
– Я – против! Против террора, против насильственных методов, которые вы здесь пропагандируете. Вы же все умные люди. Почему же не можете понять и принять того, что я вам рассказываю? Вам не видна бессмысленность вашей деятельности. Это понятно, но для меня – неприемлемо. Я знаю – что получится в конечном итоге. Смею вас заверить – ничего хорошего. Ни для вас, ни для народа, ни для страны. Подумайте о России. Ведь мы все живем здесь. Кому будут на руку ваши теракты? Ужель мыслящим людям? Нет! Врагам! Которые спят и видят, чтобы страна наша стала вновь слабой, маленькой и легко принуждаемой к необходимым действиям. Необходимым, разумеется, сильным мира сего. В число которых нас никто не собирается включать. Неужели вы думаете, что взрывы усилят нас? Почему бы не приложить руки к чему-либо созидательному? Столько возможностей сейчас, столько шансов! Упустив хоть один из них, мы непременно отстанем. Понимаете?!
Костя перевел дух.
– А знаете, мы тоже против, – Плеханов обвел взглядом всех присутствующих. – Не правда ли?
Халтурин и Кибальчич синхронно кивнули.
– Так зачем я перед вами распинался? – обиделся Костя.
– Хотелось услышать ваши доводы. Так сказать, в чистом виде. Я смотрю, вы убежденный революционер, хотя ваши убеждения и строятся на несколько иной платформе, чем у нас.
– Я?! Революционер?! – у Кости глаза полезли на лоб. – Ну, знаете!
Но Георгий Валентинович пропустил возглас Шумова мимо ушей.
– Одно то, что вы знакомы с учением Маркса и интерпретируете его с несколько иных позиций, чем мы, заставляет прислушиваться к вашим словам. Понятно, что вы читали его в подлиннике. Но ведь ничто не мешает перевести его и внедрять революционные идеи в массы пролетариата!
– Да, действительно, – поддержал Степан Плеханова. – Нет у рабочих идеи, которые была бы им понятно и сплотила настолько, чтобы повести за собой.
– Куда повести?.. – убито отозвался Костя.
– К светлому будущему, разумеется, – Халтурин обаятельно улыбнулся.
Шумов уже не знал, что ему делать. Любое слово, которое он говорил, неизменно интерпретировалось с той точки зрения, которою он и в виду-то не имел.
– Да не нужно никаких революций! Ломать – не строить! Придет к власти пролетариат, такое наступит, что и врагу не пожелаешь! Не к этому стремиться надо!
– К чему же? – заинтересовался Плеханов.
– К реальному улучшению условий труда и жизни. Вы думаете, если безграмотный мужик сядет в правительстве, он много хорошего сделает для людей? А вот фиг! Может, он и захочет улучшить жизнь трудящихся, да не сможет без знаний. Скорее, разорит страну, ограбит богатых, раздаст их золото бедным, а те будут помирать с голоду, потому что на это золото ничего не смогут купить. Промышленных товаров производиться не будет. Крестьянство не станет продавать хлеб, потому что рабочему нечем будет заплатить. Хаос, разруха… Надо. Укреплять. Промышленность. Внедрять новые идеи. Увеличивать зарплаты. Уменьшать продолжительность рабочего дня до восьми часов. Наладить товарооборот с деревней. Дать возможность заработать. Пусть бездельники вымрут. Не захотят вымирать – пойдут работать. Люмпены нам не нужны!
Костя остановился, почувствовав, что слушают его, затаив дыхание.
– Замечательно… – очнулся, наконец, Кибальчич. – Потрясающие перспективы открываются. Если, конечно, с толком организовать то, что предлагает Константин Владимирович. Да, идеи народников как-то меркнут перед всем этим, не правда ли, Георгий Валентинович? Мое мнение – с терроризмом следует прекращать. Давайте организовываться. Мы вполне можем распространить новые идеи среди членов нашего общества. При должной аргументации ни у кого не должно возникнуть возражений. Марксизм – в массы! Под таким лозунгом надо действовать. Сегодня же. Прямо сейчас. С другой стороны, начнем создавать новую партию на основе учения Маркса.
– А Георгий Валентинович нам его переведет, – поддержал Степан.
Костя развел руками:
– А потом что, будете в правительство баллотироваться?
– Непременно, – кивнул Плеханов. – Войдя же в правительство, мы сможем ограничить власть Александра и даже сместить его, вернувшись к республиканскому правлению.
Хлопнула входная дверь, и по лестнице гулко затопали.
– Степан! – придушенно воскликнул Плеханов и вскочил на ноги.
Но Халтурин и сам сообразил. Он бросился в коридор, клацнул засовом и вернулся в комнату.
– Жандармы?.. – тихо спросил Кибальчич.
– Они, – отозвался Степан. – Где черный ход?
– Даже если он есть, – вмешался Костя, – то наверняка под контролем.
В дверь забарабанили, приказывая немедленно открыть.
– Вот прям сейчас… – Костя не смог удержаться от ядовитой реплики.
Словно услышав его, жандармы принялись дубасить в дверь чем-то тяжелым. Дверь трещала, но не поддавалась.
– Минут пять у нас есть, – сделал вывод Плеханов. – Так и будем стоять? Ждать, пока повяжут? Оружие есть?
– Георгий Валентинович!.. Ну, какое оружие?! Они, как увидят револьвер, сразу палить начнут. До смертоубийства дойдет, – Костя попытался образумить Плеханова. – Мы лучше по крышам уйдем. Есть тут выход на чердак?
Кибальчич на секунду задумался и неуверенно ответил:
– Да, что-то есть, в этом роде, Потап говорил. Наверно, у него в комнате.
– Так что ж мы стоим?! Немедленно туда!
Входная дверь продолжала сотрясаться, а со стороны черного выхода послышались подозрительные шебуршение и скрип. Четверка революционеров проскользнула по длинному коридору, вторглась в каморку прислуги и тут же углядела на потолке закрытый люк.
– Туда! Быстро! Я подсажу! – Степан подтолкнул Плеханова, подставил сложенные замком ладони под его ногу и одним рывком поднял к потолку. Плеханов откинул крышку, ухватился за края люка и выбрался на чердак. Следом, тем же манером, последовал Кибальчич, а за ним и Костя. Халтурин остался внизу один. Внезапно удары в дверь прекратились. В гулкой тишине грубый голос что-то неясно прокричал, и тут же забухали выстрелы, заставляя каждый раз вздрагивать.
– Степан! Давай руку! – закричал Костя.
Халтурин очнулся, подпрыгнул и ухватился за протянутые ему руки Кибальчича и Шумова. Они резко выпрямились и втянули Степана на чердак. Плеханов аккуратно опустил крышку люка.
Одновременно с этим рухнула входная дверь, заставляя гудеть пол и стены.
– Спокойно. Вон слуховое окно. Не спеша идем туда и выбираемся на крышу. У всех есть опыт лазания? Тогда вперед, – Костя не стал акцентироваться на том, что лично у него вовсе нет подобного опыта. Ну, не в том районе он жил, чтобы лазать по скатным кровлям. Да и к чему спутников расстраивать? Пусть думают, что он всё может.
Они прошли через весь чердак, утопая ногами в древесных опилках, и кое-как вылезли на крышу. Костя выбрал самое дальнее от квартиры окно и ближайшее к соседнему дому. Он повертел головой, опасаясь увидеть за каждой трубой по жандарму с револьвером, но всё оказалось не так плохо. Здесь их не ждали. Видимо, никто не ожидал подобной прыти от студентов.
Коснувшись пальцами обжигающего крашеного железа, Костя побрел вслед за спутниками, аккуратно переставляя ноги и стараясь не смотреть вниз. Привыкнув и чуть расслабившись, он неудачно наступил на шов. Нога пошла в сторону, и Костя только и успел, что сказать "А, черт!", выставить руки и мертво вцепиться в железо. Халтурин обернулся, ухватил Шумова за воротник и поставил на ноги.