– Где бы календарь достать… – протянул я, надеясь на ответ.
Извозчик откликнулся:
– Да в лавке Смирдина. Она ж тут, недалече. Мимо проезжали. Прикажете поворотить?
– Постой пока. Напомни, число какое сегодня?
Извозчик не удивился моему интересу. Видно, переход от календаря к числам показался ему достаточно логичным.
– Да двенадцатое ж, барин. Суббота. А что такое?
– Точно! Двенадцатое декабря двадцать пятого года…
Я приготовился уже к тому, что меня поправят, но нет, извозчик никак не отреагировал. Значит, точно попал, куда и собирался.
– Так что, барин, в лавку езжать?
– Погоди… Нет, в лавку мы не поедем. А поедем-ка мы в аптеку, на Миллионную. Знаешь такую?
– Знаю. Таблички-то с названиями никто еще не сымал.
– А ты, чай, грамотен?
Извозчик замялся.
– Прочитать могу, если что. А вот самому писать, так руки вечно не то выводят. Потом ничего разобрать не могу.
– Грамота штука полезная.
– Оно точно. Да вот не каждый выучиться могёт. А нам, извозчикам, без грамоты нельзя…
Мужик тронул лошадь, и она неспешно потрусила через площадь к Миллионной улице.
– Раньше начнешь учить, лучше выучишь, – назидательно сказал я. – Детей учи. Они буковки на лету схватывать будут. Тебя в грамоте превзойдут – твое же дело продолжат.
Мой незамысловатый совет изрядно загрузил извозчика. Он сгорбился, едва шевелил вожжами и весь был какой-то пришибленный. Только когда мы уже проехали почти половину улицы, напротив приметного дома с черными мраморными колоннами, извозчик обернулся и, перестав вдруг хмуриться, сбил шапку на затылок:
– Благодарствую, ваше благородие. Научили Емельку уму-разуму. Без хорошего совета так всю жизнь в грязи и проживешь. Век вам здоровья.
Он подхлестнул лошадь, и остаток пути мы проехали значительно быстрее. Не добравшись до конца Миллионной, мы поворотили и встали возле зеленоватого здания стариннейшей аптеки, бывшей здесь чуть ли не с самого основания города.
– Всё. Дальше не могу – потом не развернуться будет, – извозчик показал на забитую санями улицу. – Хотите – вылазьте. Или к самому подъезду подвозить?
– Не обязательно. Пройдусь. Сколько с меня? – я вылез из саней и встал рядом с извозчиком.
– Целковый…
– Сколько?!!
– А что, барин? Ехали? Ехали! По городу кружили? Кружили! А мне лошаденку кормить. Она ж есть хотить. Да и детки то ж.
– Полтину.
Извозчик тут же надбавил:
– И полполтины сверьху.
– Гривенник сверху.
– Пятиалтынный, а? От сердца отрываю! Все есть хотють.
– Ладно. Уговорил.
Я полез в карман, достал горсть монет и отсчитал извозчику его шестьдесят пять копеек. Тот, довольный, ссыпал их в мешочек, который тут же подвесил обратно к поясу под тулуп, и оборотился напоследок ко мне:
– Здоровьица вам, барин. И жене вашей, и детишкам. И прислуге с челядью… Н-но!Свистнул и умчал, только снег столбом закрутился.
А мне предстояло начать воплощать в жизнь первый пункт предложенного мне плана.
Дом, в котором жили Оболенский и Ростовцев, искать не пришлось – он был второй от угла. Но, подойдя к подъезду, я остановился. Решимость моя куда-то испарилась. Да и в самом деле: если прийти к Ростовцеву на квартиру, то много шансов наткнуться на того же Оболенского, который с ним очень дружен. Какую в таком случае мне выдумывать легенду? Как представляться? Ростовцев просто не захочет со мной разговаривать, если не будет уверен, что я из рядов заговорщиков. Войти в дом и подождать внизу? Не оберешься вопросов от военных и слуг. Торчать же на улице еще хуже – вопросы те же задавать будут, так еще и намерзнусь.
Я чуть прогулялся по улице, постоял, не решаясь ни войти в дом, ни пойти прочь. Минута, другая, и я махнул бы на план рукой и отправился в какой-нибудь трактир отогреваться. Однако именно в этот момент из подъезда вышел сам Ростовцев. В такую удачу трудно было поверить. Посмотрев по сторонам, он скорым шагом направился прочь от меня, так что пришлось его догонять.
Разумеется, догнал. Пристроился сзади, раза два вздохнул для успокоения и позвал:
– Господин подпоручик! Яков Иванович!
Ростовцев явственно вздрогнул, приостановился и обернулся. Он смерил меня взглядом и недоуменно сказал:
– Ч-ч-ч-чем об-б-б-бязан?
– Вы же сейчас от князя Оболенского? Он просил вас догнать и кое-что передать.
– А вы, с-с-с-сударь, кто?
– Мое имя вам вряд ли что-либо скажет. Я знаком с князем еще по Павловскому полку. Он вряд ли упоминал меня. Константин Шумов. Поручик в отставке, – я приподнял шапку и наклонил голову.
Видимо, мой ответ удовлетворил Ростовцева. Он обмяк лицом и любезно улыбнулся.
– С-с-с-слушаю.
– Ведь вы же собрались сегодня к вечеру идти к цесаревичу Николаю?
Ростовцев ухватил меня за рукав.
– От-т-т-к-к…
– Не ходите. Не выдавайте товарищей своих, – как можно проникновеннее сказал я.
Ростовцев мучительно покраснел и забулькал горлом, пытаясь выдавить слова. Отдышался и всё же произнес их:
– Евгений П-п-петрович с-с-са-ам п-просил меня. Мы п-п-писали в-в-вместе. Или об-б-бстоят-т-тельства пом-м-менялись?
Врать не хотелось. Ведь Ростовцеву ничего не стоит вернуться и спросить самого Оболенского о новых обстоятельствах. Но если к Николаю Ростовцева послал сам князь, то что же это получается? Предательство в верхах? Или я чего-то не понимаю?
– Не поменялись, – вынужденно сказал я. – Раз Евгений Петрович одобрил вашу инициативу, то пусть оно так и будет. Боюсь, вот только, ни к чему хорошему это не приведет.
– Не м-м-мою. – Ростовцев криво улыбнулся. – К-к-князь настаивал. Г-г-говорил, что Н-н-н-николай ис-с-сп-п-пугается. Т-т-точно ис-с-сп-п-пугается.
– Тогда успехов вам, господин подпоручик. Успехов.
Недоумевающий Ростовцев козырнул и продолжил путь. А я остался, совершенно не представляя, что теперь делать. Выбранный план не оправдал себя в самом начале. Приниматься за второй пункт? Но никто решительно не мог бы сказать, когда выигрышную тактику идти от казармы к казарме, последовательно поднимая там войска, сменила тактика выжидания на площади.
Может, зайти к Оболенскому на квартиру? Вначале поговорить с ним или даже с Рылеевым, узнать их мнение о демарше подпоручика? Потом неназойливо перейти к плану восстания. Так они и ответят, как же! Выгонят взашей, как люди чести – пинками, даже рук марать не станут. Тем более, у меня есть только признание Ростовцева, которое я ничем не могу подкрепить.
Вот в этой задумчивости я и услышал, как ко мне обращается некий офицер в форме поручика Финляндского полка:
– Сударь, я вижу, вы знакомы с Яковом Ивановичем? – он смотрел мне в глаза и лишь удивленно моргнул, когда я ответил:
– Немного.
– Каким же образом произошло ваше знакомство?
Тут только я узнал офицера, заговорившего со мной. Князь Оболенский! Все идеи о разговорах с ним моментально вылетели из головы, и я лишь промямлил:
– Образом! Разумеется! Обычным, стало быть. Как всегда. Да-с. Вот в таком разрезе.
Оболенский изумился еще более:
– Вы из любителей русской словесности?
– Да! Конечно. Довелось как-то посещать кружок "Зеленая лампа" и слушать там многих известнейших поэтов. Вот только их имена запамятовал…
– Я смотрю, интереснейший вы человек, – Оболенский сделал паузу, и я поспешил представиться:
– Константин Владимирович. Поручик в отставке. Недавно из Москвы.
– Оболенский Евгений Петрович. Князь
– Очень рад знакомству. Очень! – непритворно возрадовался я.
– Заходите к нам на квартиру, не пожалеете. Интереснейшие вещи обсуждаем.
– Приду всенепременнейше! – выговорил я, приподнял шапку и поклонился.
Князь отдал честь и удалился.
Я, было, дернулся вслед за ним. Потом обратно за Ростовцевым. Потом остановился. Куда ж идти? День к вечеру близится. Нарываться на знакомство как-то не с руки. Да и вряд ли неизвестного человека примут в тайное общество, которое планирует свергнуть царя и установить новый строй. Значит, надо сначала подумать, а потом уже не делать того, что не нужно. И исходить надо из известных фактов.