- Тяп-ляп, два прыжка, два скачка, три выстрела боевыми - и, как говорят моряки, товсь!
Сапрыгин с выдержкой:
- Майор Астахов любит в жилетку поплакаться. - Повернувшись ко мне, уточняет: - Для подготовки впервые призванных дается двадцать суток...
- Только формально, - дерзко перебивает Астахов. - Да и какая это, к чертовой матери, учеба! Ни тактического поля, ни стрельбища.
- Но марш закончился, - бросает Сапрыгин. - У вас шанцевый инструмент и сотни солдатских рук. Вот и действуйте. Или нуждаетесь в няньке?
Обменялись любезностями, пора прекращать. Спрашиваю у Астахова:
- Сколько в батальоне необмундированных?
Он неторопливо расстегнул планшет, достал записную книжку, надел очки и сразу стал похож на сельского учителя.
- Требуется одна тысяча двести шесть комплектов. Заявка дана своевременно.
Астахов вытянул длинную шею, и взгляд его остановился на майоре с пухлыми красными щеками, в новеньком кителе, хромовых сапогах, с орденом Отечественной войны второй степени. Он шагнул ко мне, откашлялся и неожиданно высоким голосом доложил:
- Заместитель по тылу майор Вишняковский!
- Внесите ясность.
- Армейские вещевые склады за Ингульцом, товарищ подполковник.
- А наши?
- В Цебрикове, но в них...
- А вы?
- При штабе.
- Считаете, что здесь, именно здесь ваше самое нужное место?
Щеки хозяйственника еще сильнее покраснели.
...За ротой рота, за батальоном батальон. Подразделения, подразделения... Многие хорошо чеканят шаг. Восемнадцатилетние сбивают строй. Они еще не обмундированы. Вспомнился июнь сорок второго. К нам в партизанский лес однажды сбросили тысячу комплектов солдатской одежды. И, боже мой, как поднялся дух в отрядах! С какой хваткой проникали через заставы и секреты, как здорово лупили фашистов, идущих на штурм Севастополя. А тут - сорок четвертый и...
Рассеивался апрельский дымок, день светлел, Высоко в небе зарокотал мотор. Я посмотрел на Сапрыгина.
- Посты наблюдения за воздухом выставлены, - опередил он мой вопрос.
В начальнике штаба я стал замечать то, что в первую встречу не бросалось в глаза: внутреннюю собранность.
Замполит шел со мной рядом, молчал, но говорили его глаза: а не пора ли кончать?
Я встал лицом к полку:
- Батальоны, по местам!
Комбат учебного, встряхнув чубатой головой, звонко скомандовал:
- Первая р-рота пр-рямо, остальные... нале-оп!
Чеканя шаг, идет взвод за взводом, старательно бьет ступнями о землю, вот-вот толока затрясется. Сам комбат высоко вскидывает ногу, вытягивает носок, словно солист танцевального ансамбля. Рота Платонова шагает несколько грузновато, но по-солдатски слаженно. Батальоны, батальоны...
День прошел в тревожных хлопотах. Слушал доклад начальника штаба, читал бумаги - целые вороха, будто командир полка для того только существует, чтобы с утра до ночи штудировать приказы, распоряжения и прочая, прочая... Принимал начальников служб, подписывал похоронки на убитых на воскресенской переправе - попали под удар немецких пикировщиков... Не покидало беспокойное ожидание того, что вот-вот получу приказ о переброске маршевых рот на передний край.
Не спалось. Я пятый командир полка. Почему? Ведь здесь не убивают... В семнадцать лет я впервые попал в механический цех. Грохот, лязг, скрежет, вращающиеся колеса, гигантские стальные руки то к тебе, то от тебя, сноп искр, люди, люди в защитных очках и засаленных комбинезонах. "Эй, ворон не лови!" - задорный крик, белозубой девчонки, пронесшейся мимо меня на механической тележке с чугунными болванками. Оглушен, ослеплен, ошеломлен...
Сходное состояние испытывал я и сейчас.
Одним словом, попал как кур в ощип... Бежать? Куда? К кому? К командующему: мол, так и так, не сдюжу... Один, не на кого опереться... Стоп! Ты еще ровным счетом ничего не знаешь об офицерах полка. Рыбаков, Сапрыгин, Астахов, Платонов, Шалагинов, Петуханов... Они вели эту громоздкую махину по весенней распутице, пополняли рвущуюся вперед армию маршевыми ротами, недоедали, недосыпали. Ты им пока еще не судья!..
Правильно, не судья. Но командир. Так думай, наблюдай. У тебя свой опыт, у них свой. Объедини все это. Ты здесь новый человек; может, увидишь то, что они перестали замечать в силу привычки, в силу той обстановки, в которой оказались...
14
Разбудил телефон. Сапрыгин докладывал:
- Приказано в двенадцать ноль-ноль отправить три "ящика", - Готовы?
После небольшой паузы:
- Будут готовы.
- В назначенное время "ящики" на толоку! Туда же офицерский и старшинский состав всего полка.
* * *
Петуханов сегодня на коне. Дежурит по полку, подтянут, а посадка хоть на пьедестал. Нет-нет да и поглядываю на него. Красив мужик.
Нарзан идет рысью по утоптанной дороге. Маршевые роты и офицеры полка выстроены друг против друга. Нас заметили, и сизый табачный дымок над поляной стал рассеиваться, ряды смыкались под негромкие команды.
Клименко увел лошадей в укрытие. Петуханов докладывает:
- Мишени, лопатки, два чучела для штыкового боя. Все приготовлено, товарищ подполковник.
Этот большой, сильный мужчина сейчас напоминал ребенка, который собрал свои игрушки и теперь радуется не нарадуется. Спрашиваю:
- Начштаба приказал?
- Личная инициатива!
Стоят роты, напротив офицеры, а между ними я и мои помощники: Сапрыгин, замполит Рыбаков, внешне спокойный, но в глазах тревожная настороженность; майор Вишняковский в поношенной гимнастерке, в синих галифе, без ордена, с животом, туго стянутым широким армейским ремнем.
С первого взгляда на три плотные колонны заметил: часть солдат в приличных гимнастерках, хотя и в той же обувке, в какой выходили по тревоге. Ровнее, чем вчера, держат строй.
Сапрыгин, показывая на часы, настойчиво шепчет:
- Отправка задерживается.
Рука Рыбакова скользит по портупее вверх-вниз, вверх-вниз. Не может скрыть нетерпения.
Не торопясь обхожу роты, становлюсь так, чтобы все меня видели.
- Кто из госпиталей? Построиться на левом фланге!
Суматоха - и более восьмидесяти солдат образовали отдельную колонну. Подошел к ним:
- Недолеченные есть?
- У меня грыжа...
- Я подхрамываю...
Пятерых солдат увел на осмотр полковой врач.
Нажимаю на голос так, чтобы всем было слышно:
- У кого трое и больше детей?
- Пятерых ращу! - ответ издалека.
Легкий смешок вспорхнул над строем.
- Выходи, отец.
Щупленький солдат выскочил из строя:
- Тамбовский я... Бабы нашенские рожалые. Младшему годок будет.
- А чего такой веселый?
- Живинка у середке, - ответил шустро и подморгнул.
- Встань в сторонку, отец...
Многодетные отцы выходили из строя. Набралось до отделения.
- Танкисты, командиры зенитных орудий, стрелки-радисты - в отдельный строй!
Голос из редеющей колонны:
- Почему запрещают возвращаться в часть, в которой служил до ранения?
- Кто запрещает? Выйти всем, кто хочет вернуться в свои части!
"Возвращенцев" набралось больше взвода.
Роты таяли на глазах. В сомкнувшемся строю остались одни парнишки. Им по восемнадцать-девятнадцать. Что они умеют? Стрелять, перебегать боевое поле, ползать по нему, встречать танки, скрываться от минометного шквала? Приказываю дежурному по полку Петуханову:
- Левофланговое отделение строя на линию огня!
- Есть!.. Слушай мою команду: отделение, на стрельбище шагом марш!
Солнце выползало из-за леса, краешком глядя на только что расставленные мишени. Застыли ребячьи глаза, винтовки прижаты к плечам. Петуханов зычно:
- Лежа, прицел четыре, заряжай!
Полуобороты - и на землю. Острые локотки выдавливают на сырой пашне луночки. Петуханов докладывает:
- Товарищ подполковник, отделение к выполнению первой стрелковой задачи готово!
- Трубач, сигналь!
Над затихшим полигоном рвется звонко: внимание!
- Огонь!
Нестройные выстрелы, отдававшие в хрупкие ключицы юнцов.