- Генерал Валович.
Микрофон у меня в руках.
- Слушаю, товарищ Четвертый.
- Началось?
- Шесть минут назад.
- Будет туго - бей в колокол. С воздуха подсобим. И держись!..
Рыбаков и Шалагинов ждут своего часа. Тщательно вытирает лоб замполит, спиной упершись в стену, с которой после близкого взрыва осыпается земля. А у комбата азартная жадность к драке, но выдержка - позавидуешь. Стреляный.
Вокруг НП едко дымящиеся воронки. Близкие отсветы - в лесу что-то разгорается. Снаряды с воем пролетают над нами и с треском рвутся.
Огневая стена не движется до поры до времени. Неожиданно правый ее фланг стал загибаться, вытягиваясь в сторону 95,6.
- Астахова! - кричу в трубку. - Астахова! Оглохли, что ли?
- Я у телефона, товарищ Первый, - прохрипел майор. - Немцы в ста метрах от КП. Ввожу резерв...
- Держись! - Поворачиваюсь к связисту: - Соединяй с Черновым.
Паренек, передергивая худыми лопатками, неистово вращает ручку полевого телефона.
- Обрыв? - нетерпеливо спрашиваю я.
Связист бледнеет.
Напротив меня у рации возится Ашот. Пилотка сбита набок. Докладывает:
- Чернов на радио.
- Два хозяйства срочно двигай на кордон. С шумом двигай, сейчас же.
- Принято.
Секунд через тридцать - сорок ожила лесная опушка от НП до самого болотца. Теперь бой шел от правого до левого фланга, втянув в себя почти все силы полка. И Шалагинов в эту минуту не сдержался:
- Разрешите напролом! Зачем к Пруту? Я отсюда достану кордон.
- Замолчи!
Три часа утра. На горизонте едва заметна предрассветная полоска. Неожиданно бой стал перемещаться правее отметки 95,6. Прорвались?
Сжимая телефонную трубку, кричу:
- Астахов! Астахов!
Тишина.
- Астахов!
Отвечают издалека, голос незнакомый.
- Майор Астахов убит на КП, докладывает адъютант батальона.
- Принимай на себя командование!
- Нам помощь нужна - срочная. Их тут прорва. Лезут, лезут...
- Без паники, сейчас будет поддержка! - Положил трубку. - Ашот, бери разведчиков и немедленно восстанови положение!
Он здоровой рукой сжал автомат и выскочил из НП.
Далеко-далеко, на участках генерала Епифанова, начали глухо рваться снаряды.
Выбегаю из НП. Перегретый воздух стискивает виски. Вслушиваюсь. Бой идет по всему фронту, острием своим максимально приблизившись к отметке 95,6. Прошло минут пять, не больше, и там, над самым пиком, перестук автоматов - это Ашот. И едва слышимое "ура"...
Чернов наступал: ярко-зеленые вспышки медленно двигались в направлении кордона. Молодец!
Танки! Сейчас важнее всего они - чтобы и снарядами и гулом моторов... И всю артиллерию - в самую середку кордона фугасными, шрапнелью.
Я бросился к радисту:
- Связывай, быстро, с артиллеристами!
- Они у приемника. - Радист уступил мне место у аппарата.
- Все стволы - на кордон! - приказываю я.
- Жарим беглым!
- Молодцы!
Посылаю в просыпающееся небо две красные ракеты. Их брызги алыми серьгами падают на кордон.
Кто-то каской по моей голове - бах!
- Ошалел, что ли! - крикнул на Касима, он не отставал от меня ни на шаг.
- Башка хранить хочу!
Рядом шмякнулась мина - упали вдвоем в обнимку. Пучок металла резанул над нашими головами воздух и впился в ствол мощного дуба.
Запахло огуречным рассолом.
- Тан-ки-сты-ы!
Стою будто босой на раскаленной плите. Лишь бы не заорать!..
И вот наконец-то доносится танковый грохот. Слышу, как рвутся прямо над кордоном бризантные снаряды. Спасибо, танкист, не подвел!
Зовут на НП, к армейской рации.
Генерал Валович, услышав мой голос, накинулся:
- Почему покинул НП?
- Прошу помощи с неба. Дайте штурмовую!
- Замечай время. Сейчас три часа двадцать две минуты. В три пятьдесят будут. Цель?
- Прямо на кордон. Мы южнее на километр.
- Держись... Жди, обозначь себя сигналами.
Сел, устало закурил, затянулся - закружилась голова. Швырнул папироску и встретился глазами с замполитом. Он был в прежнем положении - тревожно ожидающего. А Шалагинов даже вроде бы осунулся от нетерпения. Но молчит.
- Ну, капитан, время. Роту Платонова оставьте на месте, а остальных всех гамузом - на машины, на машины.
- Есть!
Шалагинов не вышел, а вылетел из НП. Уже на площадочке раздавался его зычный голос:
- Командиры рот, ко мне!
- Леонид Сергеевич, давай! Вам на дорогу всего пятнадцать минут. И оттуда, с места, жду открытым текстом и чтобы твой голос: "Константин, мы на месте". - Я обнял его и оттолкнул от себя.
На НП появился Платонов.
- Андрей, бегом с ротой к высоте девяносто пять и шесть десятых. Замри в укромном местечке. Как только пробомбят наши - на кордон, в атаку!
Платонов поглубже надвинул каску.
- Накромсаем, товарищ подполковник!
Всех разогнал и оказался как в пустоте. Не спускаю глаз с минутной стрелки. Почему она, проклятая, не движется? Поднес часы к уху - тикают. Я то присаживался к рации, то поднимался.
Прошло пятнадцать минут... шестнадцать... Осталось четыре минуты до бомбового удара с воздуха. У, чертовы размазни!..
- Товарищ подполковник, рация!
Я схватил наушники.
- Константин, мы на месте! Константин, мы на месте...
Медленно вышел из НП. Гул моторов и свист реактивных снарядов, вылетавших из леса, что стоял за нашими позициями, слился с бомбовым ударом с неба. Я упал на землю, раскинул руки и... как провалился в небытие. Очнулся от удара в бедро и отчаянного крика Касима:
- Командир, наша на кордон лупит!
Ярко горел лес, за пламенем схлестывались автоматные очереди - наши с вражескими. Я бежал на отметку 95,6. У разбитого батальонного НП увидел Астахова. Он лежал под дубом, низко опустившим опаленные ветки. Острые колени согнуты, под ними расплывшаяся кровь. Сел рядом, снял планшет, из кармана выгоревшей гимнастерки достал партийный билет и офицерское удостоверение. Солдаты из хозроты подносили сюда убитых и клали их рядом с комбатом. Их было много - пожилых и, казалось, уменьшившихся в росте.
Я шел по лесу. Трупы немцев в офицерских и унтер-офицерских погонах. Оружие уже подобрано: успели хлопцы.
Ашот сидел на немецком пулемете "МГ-42", прищурившись смотрел на лес и молчал. Его левый пустой рукав начисто оторван, швы старой раны оголены.
- Надо же, второй раз по одному месту...
- Так повезло же, Ашот-джаным!
Он снял пилотку, вытер лоб.
- Ах, сколько надо похоронок!..
* * *
Наш трофейный "кнехт", машина двухосная, легко проскочил болотце. Мы с Ашотом сразу же увидели - на носилках несут Рыбакова.
Солдаты опустили носилки.
- Убит?
- Тяжело ранен, - ответила сестра.
- Глотни, - Ашот протянул флягу.
Я сполоснул рот и выплюнул спирт - вернулось дыхание; наклонился над Рыбаковым:
- Леонид, ты меня слышишь?
Сестра отстранила меня:
- Не надо тревожить, товарищ подполковник.
Еще подержал руку на плече замполита и пошел к машине.
Подошел Шалагинов.
- Большие потери? - спросил у него.
- Шесть убитых, четырнадцать раненых вместе с товарищем Рыбаковым.
- Много раз шли на вас?
- Перли валом. Пьяные, очумелые, вон сколько их лежит. А жарко, повздуваются...
- Всех немцев, независимо от звания, похоронить в одной яме и засыпать хлоркой.
* * *
Рвется "кнехт" на большую дорогу. Она, поблескивая асфальтом, бежит вдоль леса за бугор, за которым длинный и покатый спуск к Днестру. Еще одна колдобина - и мы на асфальте.
Встречные грузовики - "студебеккеры" - ревмя ревут, катят на запад; за ними на прицепах подпрыгивают новенькие пушки. Еще одна артбригада РГК? Сколь же их!..
Обгоняем колонны пленных. Скучны, как ржавое железо. Их обходят юркие "виллисы" с важными полковниками, за спинами которых молоденькие адъютанты.
Все во мне словно бы расковалось, расслабло.
Странная штука - чувство выигранного боя. Знаешь, какой ценой досталось, и все-таки не об этом думаешь, не то переживаешь. Невольно подсчитываешь в уме, сколько потерял противник, какое количество взято пленных, сколько немецкой техники попало в наши руки...