Крабов улыбнулся и махнул руку к виску; четко, по-военному, развернулся и направился было к выходу, но вдруг обернулся.
— Господин генерал, у меня личная просьба.
— Слушаю… — генерал прищурился, по привычке на всякий случай напрягся.
— А не напомните ли вы мне телефончик Севильи? — спросил Крабов, изображая заинтересованность. — Запропала куда-то, а ведь красивая была барышня…
— Ох, она теперь далеко, — с неподдельным разочарованием ответил генерал. — Пришлось сослать в бывшие колонии. Кормит мошкару, пропала такая кожа… — Фейи осек себя. — Так что, нет… Так что, можешь идти!
Крабов натянуто улыбнулся. Ладонь к виску, вышел. Он мял пачку сигарет, лежащую в кармане брюк, и представлял себе аромат сигарет без смол и никотина. Каково будет курить такие? Возможно ли получать удовольствие от безвредных сигарет? «Мечты сбываются!» — так говорят знающие люди.
Через несколько месяцев Крабов получил хорошие дембельские и оформил военную пенсию. Средства направлялись на совместный с Элен Крабовой банковский счет. Семья была хорошо обеспечена практически пожизненно. Супруга Элен просияла, когда бывший следователь сообщил ей, что уедет на неопределенное время. Сын и дочь восприняли отъезд отца без каких-либо эмоций. Сухо кивнули и продолжили заниматься своими делами. Да, отец он оказался не очень. Единственные чувство, что он увидел в жене и детях по факту своего отъезда — это облечение. Отличный муж, участливый отец? Вряд ли. И главное это не их вина, — только отца семейства.
Он сел в личный, свой гражданский автомобиль и поехал на север. С двумя нынешними любовницами он решил не прощаться вовсе. Столичные красотки многое утеряли, но Крабов похоже обрел нечто бесценное. Он пересек границу дружественного государства и проехал два блокпоста, отметился. Много часов пути по окольным дорогам, проданный перекупщику автомобиль, рюкзак за спиной, пеший ход и несколько ночей в палатке. Он вернулся в родную страну в обход границы — ведь нынче он был под наблюдением. Числился в рядах особо и много знающих кадров госслужбы. Желательно, чтобы его, если и разыскивали, то подальше отсюда.
Два часа пути вдоль узкого ручья. Он хорошо помнил инструкции Рэмона. Он знает, где это место. Гора, ручей, камень с дивным рыжим деревом; спрятанный в нем орей…
Можно ли попасть в город без оригинального камня? Без шебрака, что дал ему подросток-мечтатель?
Нельзя…
Камень не пустил Крабова, но отставной военный был рад, что попытался. Что ж теперь: возвращаться назад или искать для себя новое место обитания? Начать жить с нуля, завести новую папку «Жизнь Крабова, попытка номер два»?
Стемнело. Крабов смотрел вдаль на возбужденный вулкан и жег костер. Ближе подойти нельзя. Вулкан курился… или просто курил. Даже тут чувствовалась опасность и запросто можно было погибнуть от ядовитых газов, которые то и время, изрыгало жерло.
Стихия лишила Крабова возможности начать мечтательную свою эпопею. Мужчина изменился, но теперь придется расстаться с мечтой.
Влажность кусала и захотелось сесть ближе к огню. Не спеша Крабов развернул спальник и влез в него, прикурил. Он смотрел в небо. Звезды вернулись на место, и луна улыбалась, игриво завалившись на бок. Крабов докурил, затушил сигарету и закрыл глаза. Сон окутал его и почти позволил забыть о разочаровании.
— Дядя Крабов, вы все-таки пришли?.. — вдруг раздалось совсем близко. Следователь вскочил. Перед ним стоял мальчишка. Шмыгнув носом, мечтатель-Дриммерн добавил: — Я знал, что вы придете. Я знал, потому что вижу будущее!
Воллдрим бы спрятан в жерле… а может в другом пространстве… Крабов пока еще не понял, что именно произошло. Он стоял перед миром мечтаний и уже что-то чувствовал в теле. Оно творило мечты, по кусочкам: частичками, крохами.
Крабов вытащил сигарету и задумал огонек. Тот вспыхнул аккурат напротив сигареты. Бывший следователь затянулся, накинул на шею ограничитель.
— Мечтатель вы, товарищ отставной подполковник! Колдун, маг… или шаман, — хмыкнул Крабов, но на этот раз не закашлялся.
Высоко над головой летал малыш Харм. Он залечил свои раны и одет сейчас был почти аккуратно.
Крабов зашагал в сторону череды строений. Еще пару километров, и он войдет в Воллдрим!
Его всегда коротко постриженные волосы нынче отросли и теперь в них развелась буйная кучерявость, проглядывала в них и частая такая седина. По весьма условным стандартам красоты, он вовсе не был хорош собой: довольно широкий нос и лопоухие уши, морщины… впрочем морщины вряд ли были способны оттолкнуть от него женские взгляды. Харизма Крабова снедала сердца дам, но своим оружием отныне он не пользовался: сладострастные приключения отодвинулись куда-то на задний план, утонули в темноте его подсознания, полегли в закрытой на замок тумбе, которую вдобавок, на всякий случай, Крабов утопил в бездонном колодце своего воображения… перед этим размозжив ее топором и спалив…
Спустя месяцы после возвращения в мир мечтательства, спустя тысячи часов раздумий, после ошеломительных событий, о которых в миру людей-военных было приказано забыть всем и вся, человек, направляясь к крыльцу своего нового домика на окраине Воллдрима, шагая вдоль забора, высматривал в саду мальчишку-друга — вечно голодного любителя фруктов и колбасы. Сейчас его не было видно, видимо задержался на уроках. В саду в доброй сотне метров мелькнула фигура стройной женщины с огненными рыжими волосами, с косой до земли. «Красивая», — вдруг замечтался Крабов, но сразу махнул рукой, будто опомнившись, и отвернулся. К черту этих женщин! Не сейчас, когда он так счастлив!
Недавно Крабов устроился на работу в школу, он обучал детей единоборству и… развивал чувство юмора. Сам он давно понял почему в жизни он столько искал, почему он топил себя в алкоголе и сексуальных забавах. Он понял отчего усердно служил и ненавидел себя за это. Ведь все его естество противилось тем вещам, которыми он окружил себя: карьера, нелюбимая жена и не менее нелюбимые любовницы. Он скучал по своим детям, но не корил себя за то, что оставил их. Нельзя гнобить себя и сожалеть нельзя. Хватит! Тем более сейчас он просто не может себе позволить печальные желания. Да и помимо ограничений всегда сохраняется вероятность маневров. Например, возврат к прежней жизни вполне осуществим.
Просигналил автомобиль, и Крабов обернулся. Подъехал фургончик, но без надписи об особенных детях, да и вообще совсем не тот, милый и горбатый «мини». Из машины показалась пожилая дама с сумочкой на локте.
Они улыбнулись друг другу и вошли в дом. Много говорили, вспоминали, шутили, вышли на веранду. Они налили себе по стаканчику местного виски со льдом, и Глади наконец спросила:
— Как думаешь, почему Харм не избавится от своих крыльев?
— Не поверите, но внешность определяет личность, — ухмыльнулся Крабов. — Пришлось и мне однажды в этом убедиться.
— Вот как?
— Но честно говоря, я думаю здесь другое…
— Что же именно?
— Он почти не расстается с той девочкой. У нее еще эта… эта забавная каштановая прядь.
— А это тут причем?
— Вы не понимаете? — Крабов посмотрел куда-то вверх. Небо, красота, безмятежность и едва просматривающиеся контуры вулкана, теряющиеся в свете солнца… — Для Харма девочка Элфи — это чудо, которое его окрыляет.
Глади уставилась на Крабова:
— Чудо? Теперь и ты поверил в чудеса?
Он не ответил, лишь ухмыльнулся.
— Я понимаю к чему ты клонишь, — сказала Глади. — Лично я нашла здесь спокойствие. Не знаю чудо ли это, но теперь я счастлива.
— Я рад за вас.
— И ты найдешь свое чудо, Александр!
— Я? Хм, ну не знаю… — Крабов достал пачку сигарет и неторопливо прикурил. С удовольствием затянувшись и с не меньшим удовольствием выпустив дым, облокотился о подоконник, наполовину высунулся на улицу. Он тихо произнес: — Хотя… — еще затяжка. — К чертовым рамсам, еще посмотрим! — и плюнул в куст америции.
Конец книги второй