Как же паршиво осознание: «Ты толл!» Что может быть хуже приговора быть обычным? Что хуже знания, что рядом с тобой живут мечтатели, настоящие хозяева этого мира?.. других миров… Что с этим делать, когда ты к ним не имеешь никакого отношения?
Кирк глянул на Кипарисуса и тот, выпучив глаза, едва заметно покачал головой. Вроде намекал, чтобы устас не подавал виду. На что именно виду не подавать? НА ЧТО, Кипарисус!?
— Не понимаю, в чем смысл этих очков? С ними, без них — никакой разницы. — Кирк почти бесился. Он хотел узнать в себе величественное предназначение. Пусть за этим последует расплата, но, по крайней мере, станет известно, что он мечтатель! Подобные открытия окрыляют и плевать на Фокена и возможные опасности. Пенелопа в зоосаде говорила, что детей со способностями куда-то забирают. Пусть! Главное, оказаться особенным!
— Досадно. Ты такой же, как и все. Снимай! — сказал господин Фокен. — Свободен Беккет, можешь идти.
Разочарованный устас стянул очки и увидел облегчение на лице мистера Кипарисуса. Тот провел ладонью по взмокшему лбу и, улыбнувшись, сказал:
— Давай мне, — он протянул руку.
— Держите ваш раскрыватель, — раздраженно сказал Кирк и направился к выходу.
— А ну погоди, устас, — Фокен встал и, обойдя стол, вплотную подошел к Кирку. — Тебе что-то известно о нем?
— О ком? — Кирк недоуменно смотрел на Фокена.
— О нем, — директор протянул руку и в нетерпении глянул на Кипарисуса. Франклин подскочил, положил в ладонь нового начальства голубые очки. — Вот об этом?
— Бестолковые очки, и что они могут раскрыть?.. — но тут до Кирка дошло: он проговорился! «Раскрыватель» — это слово он услышал сегодня, из беседы Пенелопы с некой Виолой. Кирк поджал губы: — Ерунда какая-то. Я думал здесь раскрывают зрение. Плохое, хорошее, близо… дальность… Стекло обыкновенное… — Мистера Беккета трясло. Он почувствовал, как на его макушке наливаются капельки пота, как они щекочут и пощипывают кожу. Слова восстали против своего хозяина. Он нес чепуху. Похоже мальчик утерял контроль над ситуацией, и правит нынче Кирком уж точно не разум. Устас держался, как мог, но растерянность читалась на его лице весьма очевидно.
— Ты вроде из знатного рода, но слова подбираешь с трудом: «раскрывать зрение», «близодальность»… Ты недоразвитый что ли? Сколько тебе лет, Беккет? Способности ниже среднего? — Ширнест Фокен досадно помотал головой: — Не слишком умные дети в этом Воллдриме…
— Почти восемь, — наглость мальчишки куда-то подевалась. — Почему «не умные»? — прошептал Кирк.
— Позор… Н-да, еще один тупица, — буркнул Фокен и, отвернувшись, медленно зашагал к столу. Коснувшись левой рукой столешницы, он, не оборачиваясь, поднял вверх правую и махнул, мол «можешь идти». Побледневший Кирк сделал шаг назад, неловко попятился и тут же уперся спиной во что-то теплое. Он оглянулся. Нахальное лицо помощника директора пялилось, склонившись над мальчишкой сверху. Лицо неприятно лыбилось.
— Иди, малый, пока разрешают, — мужлан выставил в неприятной улыбке свои кривые пожелтевшие зубы.
— Да… я… — Кирк аккуратно обогнул силача и толкнул дверь. Зацепившись носком ботинка за порог, он вывалился из кабинета Кипарисуса.
Стронг, ожидающий в квадратном коридорчике перед кабинетом, сразу же просунул в дверь ровно выбритую стрижку-горшок и спросил:
— Следующего звать?
Возможно ему ответили, но Кирк не услышал.
Стронг закрыл дверь и сказал учителю, не меньше, чем он сам, смахивающему на военного (уж больно формально тот был пострижен и одет):
— Ждем.
Наверное, первый раз в жизни Кирк испугался по-настоящему. Тут что-то произошло! Он ляпнул, не подумав, такую важную деталь! Какой же он дурак! А главное, у кого спросить совета? Как поступить? Что теперь делать, ведь директор Ширнест Фокен явно ему не поверил? Заявление Фокена о низком интеллекте Кирка сейчас его не волновало. Самоуверенность устаса и предлагающаяся к ней наглость затмились разочарованием в самом себе. Осознание собственной глупости долбило в голову и мешало думать.
— Ну что, Кирк? Все в порядке? — госпожа Пенелопа убрала со лба Кирка челку. — Ты такой бледный. — Она взяла его за руку и отвела подальше от толпы. — Что произошло?
— Очки… Этот ваш раскрыватель… это обычные очки, — прошептал Кирк.
Кровь приливала к голове Кирка. Он вспотел, а соленые слезы предательски копились в глазах. «Хоть бы не моргнуть! Нельзя плакать!» — приказывал он себе. Но единственное желание, которое билось сейчас в устасе — это заплакать и обнять Пенелопу, а потом раскрыться ей и попросить о помощи. Попросить, чтобы его с мамой забрали куда планировала Виола, прямо сейчас, сию секунду! Но мальчишка был чересчур «Беккет»: имидж самодостаточного и непробиваемого Мистера Одаренность не позволил. Слабость была непозволительна.
Кирк взглянул на Пенелопу и, все еще не моргая, сказал:
— Глупость! — развернулся и не спеша затопал прочь. Выйдя из холла Купола Природы, он помчался домой. Эмоции распустились в нем бурным всхлипыванием и раскрасневшимся от слез лицом. Как же он ненавидел себя за глупость, которую совершил; за страх и слабость, которые последовали за ней! Мистер Беккет, вы слабак! И какой позор! Дважды позор! Трижды! Позор в десятой степени!
Однако видеть этот позор он не позволил бы никому из Школы Крубстерсов, впрочем, вообще никому! потому он убежал и в тот день уже не показывался на людях вовсе.
***
Реденькие усики непрестанно подергивались, когда солдат притрагивался к своей растрескавшейся губе. Он то и дело облизывал рану, при этом демонстрируя страдание.
— Витаминов не хватает, — понимающе заметил его напарник.
— Все эта чертова погода… Гори Воллдрим в аду! — выругался усатый.
— Когда уже сменщики придут?
— Полчаса еще… Хоть бы опять две смены на нас не повесили, — усач языком притронулся к губе и мученически прикрыл глаза.
Скрипнула завеса, оба солдата выпрямились. Судя по погонам, вошел сержант, видимо из новеньких. Худой, невзрачный. Он отдал честь, остановился у двустворчатой двери и выпрямился. Следом, почти сразу появился старший лейтенант, похоже тоже из новоприбывших:
— Вольно! — сказал сержант.
— За время дежурства…
— Ай, помолчи ты… — махнул лейтенант усачу, небрежно приложив ладонь к виску. Он прошелся мимо солдатиков и посмотрел одному из них в глаза: — Скоро придет проверка, — потом отвернулся и стал осматриваться. Казалось он выискивал что-то и, не глядя на дежурных, вдруг добавил: — Можете пока отлучиться. В сортир, если надо, — он был слегка раздражен, но проявил-таки чуткость.
Солдатики замешкались, но лейтенант повернулся в их сторону и изменился вдруг в лице, проорал:
— Быстро! В следующий раз, не раньше, чем через два часа…
— Но ведь… — начал было один из солдат.
— Пошли! — прервал протест офицер.
Солдатик, что мучился с проблемной губой, махнул в сторону выхода, а потом шепотом добавил: «Не раньше, чем через два часа?» — и одними лишь губами матюгнулся.
Дежурные вышли.
Лейтенант проводил их взглядом и посмотрел на сержанта:
— Давай!
Сержант подскочил к монументальной раме из грубо-тесанного камня, испещренного надписями и иноземным орнаментом. А у двери оказался крикун-лейтенант. Теперь следил за выходом он. Заступил в общем «стоять на стреме».
Рама, у которой оказался сержант, располагалась в центре амфитеатра Уголка Просвещения. И это не было простым украшением арены, это были самые настоящие «врата орея». В мире Земли, да и во многих других мирах, орейфусы чаще создавали в виде стульев или табуретов. С их помощью перемещали только людей, предметы они не переносили. Их функция была ограничена, и порой при переносе путешественник из другого мира изменял свою человеческую форму, преображался, иногда значительно. Орейфусы не предназначены для материи, впрочем, не все они и не всегда работают именно так, однако все они скорее для… Но нет! все это весьма сложно, хотя одновременно и весьма интересно. Впрочем, когда-нибудь обязательно вернемся к этой научно-мечтательной теме.