То место узнать нетрудно: разинув клюв, на пьедестале у левой обочины стоит застывшая скульптура треххвостой птицы. А за ней, в переулке, прячется дом с зеленой дверью, где живет Кристиан Хванч. Так запросто можно добраться до места, которое влечет, не дает Магдалене покоя; не сложно дойти туда, куда сложно решиться пойти.
Неуверенность обжилась в сердце Магдалены, сомнения правили ее мыслями вот уже больше года. Магдалена не могла сосредоточиться. Чудо, жившее в душе мечтательницы, крошилось словно мел, которым тысячи раз писали одну и ту же фразу: «Нельзя себе позволить!» Ее захватывала печаль, а безмятежность уступала чувству вины. Что же Магдалена получила от той давней любви? — лишь ночи без сна и отчуждение мужа… Могло ли все наладиться, если бы Генри не отстранился? Любит ли Магдалена своего друга-огородника? Любила ли она Генри или ей это причудилось?
Генри не верит ей — Магдалена приняла это за истину. Сама, не спросив его. Но что печальнее, она была благодарна Генри за его отчуждение. За то, что он отдалился, а теперь вовсе ушел в мир Зеландера. Ушел в поисках возможности спасти Воллдрим. Убежал, потому что увидел в жене то, чего видеть не мог. Да, она была благодарна ему за это, но в то же время ловила в себе ярость, направленную на мужа, по тем же самым причинам. Его любовь, его нежность, забота — она бы вновь стала собой… Она бы вновь полюбила его…
Или нет?
Голос Элфи, заставил ее сжаться, притвориться, вспомнить…
Супружеская спальня в привычных изнаночных расцветках. Небрежность — здесь давно не прибирали. Вечно разобранная постель, туалетный столик, на нем чашки и тарелки, окно во всю стену и тюль с одного краю без пары петель — видно кто-то дернул, оборвал; тусклый свет и полное безразличие к уюту. Какая разница? какая разница…
— Мам, а папа когда вернется? Ты знаешь когда?
— Не знаю, милая. Он…
— Я знаю, он спасет наш Воллдрим! — заявила Элфи. — Папа хороший мечтатель, он справится с этим!
— Да, хорошая моя, папа прекрасный мечтатель. Он спасет город. Мы сможем вернуться в Воллдрим, — вдохновенные слова прозвучали, как некое сожаление.
— Я скучаю по Воллдриму и по нашему дому. Мы вновь его отстроим? Но знаешь, мам, я так рада, что хотя бы Кирк теперь здесь. Только мне немного жаль, что он не мечтатель. Он мог бы стать крутым мечтателем, если бы… — она махнула рукой, видимо решив не заканчивать свою мысль, и чмокнула кису в ее мокрый носик. — Он и так очень крутой. Такой умный… Ужас какой умный!
Магдалена повеселела. Элфи явно действовала на нее благотворно. Впрочем, она, каким-то загадочным образом, действовала так почти на всех окружающих. «Незабудка моя!» — промелькнула мысль. Магдалена вспомнила об этом и ей стало хорошо, ведь именно Хванч так прозвал малышку Элфи.
— Кирк очень одаренный мальчик, — сказала мама. — Не мечтатель, ну и что? Кому-то это важно, другим — нет.
— У тебя такой голос… Мам, тебе грустно?
— Немного.
— Почему?
Магдалена глубоко вздохнула и ответила:
— Скучаю по папе, — к горлу подкатился ком, а в голове прогремело: «Зачем я вру?! Зачем я притворяюсь?!»
— Ты плачешь? Мама… — Элфи оставила кошку в покое и подползла на четвереньках к маме. Она обняла Магдалену. — Ты о грустном мечтаешь? Не надо. Все хорошо будет. Папа всех так замечтает, что у нас не получится грустить или плакать.
— Да, да, — так неестественно улыбалась Магдалена. — А знаешь, Элфи, расскажи лучше, о чем сегодня был урок. Что нового рассказал вам Рэмон? — Магдалена попыталась отвлечь Элфи от своей печали, да и самой отвлечься.
— Оооооо! — Элфи выпучила глаза и плюхнулась на пол. Она рассматривала колечко с летучей мышью и по сложившейся уже привычке крутила его туда-сюда на своем указательном пальчике. — Сегодня было так интерееееееееесно! Рэмон показывал мечты. В тренировочном зале. Там мы наблюдали, как он мечтаааааает. Он промечтал голубого лебедя с такой странной, с такой большой, высокой такой короной. Какой-то царь лебедей получился. Он плавал в озере и… пел. Таким хриплым. Таким голосом. — Элфи надула щеки, расставила руки в стороны: — Озеро было огромное. Вот такое, прям большое-пребольшое. Кстати, — она наклонилась к маме и уложила подбородок на мамино колено, тихо заговорила: — Я сразу бабушку Елизавету вспомнила. Как же она танцевала! Как лебедь! У нее так хорошо получалось… — Элфи обняла маму за ноги. — А мистер Хванч сказал, что я тоже смогу красивое делать и в зале, и вообще. Чуть-чуть надо научиться, и все получится. Он показывал мне с Кирком, как рисовать в воздухе мои любимые незабудки…
Магдалена вздрогнула, услыхав о Хванче, и сказала:
— Ой, Элфи… Я… Я немного устала. Пожалуй, схожу-ка я в ванную, полежу в горяченькой водичке. — Она поцеловала Элфи в щеку, и та выпустила маму со своих объятий. Мама поднялась со стула и, крутанувшись на месте, вдруг поклонилась дочери: — Прошу прощения, миледи, что покидаю вас так скоро.
— Хи-хи! Мам?..
— Что, милая моя малышка?
— Ты такая смешная и такая красииииивая!
— О! Спасибо, Элфи. А я считала… что на свете… самая красивая… это… ТЫ! — Магдалена игриво прищурилась.
Элфи просияла и подскочила к маме. Фелиссия же скучно посмотрела на двух дам и принялась язычком приглаживать свою шерстку, взлохмаченную любящими руками Элфи.
Мама и дочь обнялись. Элфи утопила нос в мягком корсете маминого платья. Кулон — две ладони, одна на другой, что считался символом школы в Воллдриме, — висел на шее Магдалены. Он попался на глаза Элфи, и та взяла кулон в руки, подышала на него и протерла рукавом:
— Красивый… такой блестящий…
— Возьми себе! — Магдалена сняла серебренную цепочку, на которой висел кулон, и повесила на шею дочке. — Очень красиво смотрится. И на школу опять повесят флаг с этим символом. Мы вернемся в Воллдрим, и ты увидишь, что школа вновь начнет воспитывать настоящих мечтателей! Мы вернем прежний порядок! Отменим все эти обязательности и ограничения.
Элфи радовали мамины слова, хотя она не очень-то понимала, о каких конкретно «ограничениях и обязательностях» говорит мама. Малышка ведь не знала, что происходит в воллдримской школе. Кирк не успел рассказать ей о том, что в школе поголовно ввели обязательную форму одежды, обязательные уроки, обязательные кабинеты… Школа-мечта превращалась в нечто обыденное и скучное, в формальности и планирование, в достижения и дисциплину…
Магдалена поклонилась, как бы приглашая Элфи к танцу, и дочь поклонилась ей в ответ. Они взялись за руки и протанцевали несколько круговых движений, а потом Магдалена схватила Элфи за подмышки и покружила. Элфи пыталась вновь изображать мурлыканье кошки, то и дело сбиваясь на хохот. Наконец, Магдалена опустила Элфи на пол и, немного запыхавшись, вновь поклонилась:
— Благодарю! Веселье вышло на большую славу! — с наигранной аристократичностью проговорила мама.
— Чудесный танец, дорогая мама, — в той же манере ответила ей Элфи, естественно закончив свою фразу заливистым смехом.
Вальяжно попятившись, Магдалена скрылась в ванной, напоследок подмигнув дочке.
Элфи рухнула на постель и запустила ручки в кошачью шерсть. В глазах Фелиссии всплыло недовольство. Однако, что же делать? Она смирилась и запела привычные кошачьи «дры-ды-дыны»…
Магдалена закрылась и присела на пол, прислонившись к белым доскам двери.
Совсем недолго она слышала, как в комнате поет Элфи. О мальчике, заблудившемся в лесу, о пропавшем друге. Грустная песня к счастью имела чудесный финал, а значит Элфи, несмотря ни на что, верит в чудо!
«Бедняга Харм! Где же ты? — подумала Магдалена: — Найдись, малыш! Пусть все будет хорошо!» Она вспомнила паренька Дриммерна: как он спасал Элфи от отчаяния одним лишь своим присутствием, как он стеснялся и всегда просил поесть. Как силен был этот мальчик, но как же беззащитен он сейчас.
Его искали. Много. Долго. Магдалена не делилась этими сведениями с Элфи. Его не нашли, и мечтательница боялась, что Харм мог погибнуть.
«Элфи, верь в чудную мечту! — тихо повторила она. — Если Харм жив, то нуждается в тебе. Помоги ему мечтой, помоги ему чудом! Помоги, а я не могу. Я мечтаю все не о том…»