— Прав! — заключил Крабов. — Да-а-а-а, печальная мечта. Дорбсон в печальной мечте…
Харм глянул на Крабова и поморщился. Так отреагировал бы любой физик, услыхав, что вектор — это обыкновенная стрелка. Это тоже заприметил Крабов. Опытный следователь умел из ничего состряпать многое. Малыш наверняка был в теме мечтателей.
— Знаешь, люди всякие бывают, — вещал Крабов. — Не все понимают, что дети могут испугаться. Да просто-напросто они могут так отчаянно … — он уставился на Харма, — так сильно… — Харм не сводил непонимающего взгляда с Крабова. — Не понимают, что ребенок просто нуждается в помощи взрослых. Ну как, поможем тебе? — Харм кивнул. Крабов в расслабленной манере продолжал глаголеть: — Ох да, грустно все это. А как же было хорошо! Ты в школу ходил… Учителя, наверное, хорошие там были. А? Или строгие, а может сердитые? — он подмигнул Харму. — Да-а-а-а-а… Ты хотел бы вернуться домой? а в школу? Как тебе там училось? Я вот очень не любил ботанику и географию…
— У вас еще есть кружочки розовые, на хлеб? Вы мне давали раньше. Очень вкусные…
Крабов вновь прокашлялся и впялил взгляд в мальчишку. Вся его подводка к школьным делам пролетала мимо. Вот гадство! Но это так, мелкая заминка.
— К сожалению, нет, но, если мы сегодня постараемся, завтра я принесу тебе еще…
— Нет, мне не надо.
— В смысле?
— Отнесите их в соседнюю камеру, там сидит один… очень голодный человек.
Крабов:
— Кхе-кхе… Кто же там такой голодный?
— Я знаю, что его не кормят. Вы поможете ему?
На лице Крабова нарисовалась широкая улыбка, и он, манерно закашлявшись, прикурил сигарету и уселся, а потом закинул ноги на стол и сказал:
— Какой ты проницательный! И кто же тебе это рассказал? — параллельно можно и проверить личный состав на гнилье, болтунов и другую ненадежную шваль. Крабов был весьма подкован на многозадачность.
— Никто, — ответил Харм. — Я сам знаю. Ему очень плохо. Ему так же плохо… как и мне.
— Ну что ж, бутерброд в соседнюю камеру? Хорошо! Заметано!
— А можно я увижу его, я должен извиниться за… за… я должен кое-что сказать ему.
Крабов затянулся сигаретой, стиснул губы и постучал пальцами по сапогу, туго обтягивающему икру, выдохнул.
— Я передам твои слова этому… этому другу из соседней камеры и… и бутерброд передам. Знаешь, а давай после каждой нашей беседы он будет получать паек! Ты как? Мы точно подружимся! Ты славный мальчик…
Следователь затянулся еще, потом скинул ноги на пол и, опершись на локти, добренько так улыбнулся. Из его рта пополз дым. Теперь он походил на дракона, который, готовясь заполучить сокровище, находящееся у мальчика, наслаждается тем, что ему отдадут его просто так. Бонусом же ко всему остальному позволят сожрать хранителя ценностей с потрохами под крылатым соусом. Он прекрасно понимал, что проговорись Харм о чем-нибудь эдаком, то лишится возможности освободиться. Понимал и делал.
Удовлетворенный ходом беседы следователь выпускал из прокуренной пасти табачный смог и не спешил.
— Фу! — в очередной раз выдохнул он.
— Мне нравится с вами дружить… — Харм потер рукой нос и слегка потряс крыльями. Он давно заметил, что те активно реагируют на его эмоции. Так выглядела признательность мистеру Крабову. Хотя Харм не мог бы детально проанализировать свои чувства, но этот дядя в зеленой форме ему определенно нравился. Тот порой бывал груб, но, как заметил Харм, только в присутствии других людей. А слово «паек» Харм давно усвоил. Эти люди так называли еду.
Крабов вел дружескую беседу с мальчишкой. Вопросы, нужная информация. Здесь не стоит спешить. Все будет. Все! Надо лишь добиться доверия со стороны мальчишки. В целом, по возможности, он попытается упростить ему жизнь. Хотя это вряд ли возможно. Столько начальников следит за его расследованием… Подкормить бедолагу? Вот это уже почти победа. «Я молодец! Да я почти герой!» — самолюбовался следователь.
Все последующие беседы мистера Крабова с Хармом еще меньше походили на допрос. Крабов приноровился выуживать информацию в степенном разговоре, непринужденно, не вызывая подозрений у малыша Харма. Тот с воодушевлением описывал школу и учителей, но про магию он ничего не говорил. Сколько Крабов не пытался докопаться до истины, тот сначала замыкался, а потом пытался неумело хитрить, говорил что-то вроде: «Вы имеете ввиду магниты?» или «Колдовать с цифрами? Вы про это? Мистер Нагама так говорит, когда мы решаем задачи», — и все в таком духе. Хитрый? Глупый? Дети есть дети.
Имена учителей, которых упоминал крылатый мальчик, Крабов скрупулезно фиксировал на бумаге и позже сверял их со списками, составленными агентами, ныне работающими в школе. Многие фамилии и имена там отсутствовали. Видимо были из числа тех, кто пропал во время чрезвычайного происшествия год назад. Некоторые из заключенных были в не лучшем положении, чем Харм. Их также допрашивали, с пристрастиями или без — в зависимости от ситуаций. Частенько в воллдримских делах эксплуатировалась практика перекрестных допросов и очных ставок… Однако Крабов не спешил прорабатывать их с мальчиком, словно чуял — ситуация может уйти из-под его контроля.
Вообще же рассматривалось несколько версий исчезновения пары сотен жителей Воллдрима. Эти магические люди (колдуны или как там их еще?) решили разрушить мир или, поссорившись между собой, устроили настоящий, не книжный, апокалипсис, а потом, благополучно уничтожив друг друга, полегли сами. Возможно кто-то бежал, других арестовали.
С магией в настоящий момент было сложно. Колдовство так и не было зафиксировано, потому начальство бесилось и подгоняло. Прямо магический заговор! Даже те, кто явно обладал способностями, не колдовали ни при каких раскладах. Никто не пробовал бежать, хоть и устраивались всевозможные провокации. А ведь могли бы… наверное.
Итак, выводы оставались туманными. Толку от бесед с мальчишкой пока было мало, но, по крайней мере, он явно доверял новому следователю. На очередном допросе, где главной задачей было задавать правильные вопросы, Крабов не суетился. Один из вопросов, давно созревших в его голове, как раз приходился к месту, и следователь, наконец задал его:
— Так что ты там говорил?.. Эти крылья, тебе их сделал… Прости, запамятовал. Что ты там рассказывал?..
Харм посмотрел на Крабова и нахмурился. Он сидел на табурете, обняв свои коленки, а табурет почти полностью скрывали роскошные, в плане размера, но ужасные в плане состояния, крылья. Мальчик ответил:
— Я не рассказывал вам. Я… Они сами появились…
— Ты с рождения такой? — Крабов недоверчиво всматривался в мальчишку. Если б дело обстояло таким образом, то наверняка пресса или органы опеки давно прознали бы про подобный феномен.
— Нет, — ответил мальчик. — Я хотел помочь одному человеку. Я хотел исправить все, и они выросли!
— Что, вот так, сами выросли? Кхе-кхе…
— Да.
Пока Крабов соображал, что делать дальше, он на автомате продолжал поддерживать беседу. Тишина напрягает, нельзя просто молчать:
— Это было больно, щекотно? Каково это было?..
Мальчик замолчал и опустил голову. Крылья, поддавшись его настроению, опять спрятали мальчика в перьевой кокон.
— Ну ладно. Не переживай. Все это исправимо. Есть врачи и специальные больницы. Поможем! Помооожем…
— Я не хочу! — крикнул из-под перьев малыш.
Эмоции — это отлично, Крабов решил подогреть их еще больше.
— Боишься докторов? Но крылья — это ведь неприятно и так мерзко! Как тебе теперь от них избавиться? Ты чувствуешь себя отвратительно, ненавидишь их? Понимаю, они ужасны! Ты злишься и правильно. Я б просто убил того, кто это сделал. Просто убил бы и все!
— Нет, — всхлипнул Харм.
— Да, к сожалению, бедняга ты мой.
— Нет! — крикнул мальчик.
— Я помогу. Мы выясним все и разберемся. Но это очень гадко и противно!
— Как? Как вы мне поможете?
— Найдем негодяя! Я сам ему начищу харю!
Харм высунул угрюмую мордочку и вдруг улыбнулся:
— И крылья начистите? Они такие грязные.
Крабов хохотнул, но быстро сообразил: