— Начистим все! Кстати, душ тебе назначили уже на завтра. Сможешь снова ходить мыться. — Он подмигнул. — Так кого еще будем чистить? Учителя какого-то или может учитель-ни-цу?
— Вы мне не верите?
— Отчего же?
— Вы не верите мне… но это я! Только не говорите никому. — Харм перешел на шепот: — Это я промечтал. Я хотел Стива спасти…
— Ты? — Крабов скривился, будто в комнате вдруг завоняло. Впрочем, тут действительно воняло.
— Это я! Меня научил папа Элф… — Харм запнулся. — Мне объяснили, как мечтать о хорошем. Я быстро научился, — тараторил он. — Я промечтал и полетел, а потом я хотел…
Харм говорил что-то еще. Крабов конечно рассматривал и подобный вариант развития событий, однако в голове следователь творилось нечто странное. В ней вспыхнуло сразу две мысли: «Ура!» и «Черт возьми!» — и ни одна из них не брала верха, но и не хотела уступать.
Следователь растерялся, но ненадолго, уже скоро он занервничал. Он вроде был доволен. Или зол? Он оказался в ступоре.
Он встал со стула и впихнул бычок в пепельницу, поднял руку, давая Харму понять, чтобы тот умолк, и мальчик сразу стих.
Крабов был сосредоточен, он уставился на Харма, и совсем не замечал, что малыш ерзает на табурете и начинает волноваться. Несколько минут следователь ходил туда-сюда, садился и вновь вставал, похоже делал он все это не задумываясь. В конце концов он оказался за спиной мальчишки и уже почти коснулся его взлохмаченных волос.
Что это? Он захотел его утешить?
«Ты рехнулся?» — подумал Крабов. Он одернул руку, вытер ее о грубую ткань кителя, подошел к столу и остановил запись. Выпрямился, прочистил горло, но так и не заговорил; присел и перемотал пленку назад, а потом стер несколько последних минут допроса, который в обязательном порядке непрерывно писался на диктофон. «Идиот!» — не вслух обругал себя Крабов.
Харм не выдержал долгого молчания:
— Никому не говорите, просто я … Я умею, но это секрет. Я мечтатель — это точно. Поверьте мне…
Мальчишку распирало, он так долго держал в себе столько секретов, своих и не только, и теперь выпускал их из оков страха на свободу. Раскрывал тайны, доверившись первому хорошему человеку, встретившемуся ему за последний год.
Четыре допроса, и молчаливый пацан раскололся. Радости не было, Крабов злобно проговорил:
— Заткнись!
Харм смотрел на Крабова с непониманием.
— Я… Я… Отпустите меня домой! — из глаз ребенка хлынули слезы. Харм тер глаза и мял ладони. Щеки сразу раскраснелись, и застарелая грязь потекла по ним. — Пожалуйста! Я не хочу тут быть! Давайте там дружить! Я вам покажу, как мечтать… Это не сложно. Это надо правильно думать и… Когда я хотел помочь Элфи, я только подумал о них, и они выросли. Это силой мысли делается… и потом за Стивом хотел полететь…
Крабов ненавидел слезы. Его дети не плакали, только не в его присутствии.
— За-т-к-ни-сь! — грубо проговорил Крабов. Он встал и отвернулся. Его переполняла злоба. Этот малый маг! Этот малый, конечно же, маг! Детей «читать» легко: мальчик не врал. Мальчик был уверен в том, что говорил. Крабов повернулся и посмотрел на Харма. Даже если малой заблуждается, то одно точно — крылья у него не от рождения, а следов оперативного вмешательство обнаружено не было. Теперь уж точно… Все! Он пойдет «в оборот»!
Но! Какого рамса ему жаль этого пацана?!
Харм молчал. Он больше не тер лицо. Слезы текли по щекам, скулам и падали на одежду. Он смотрел на мужчину этим взглядом… Мольба и доверие, полная покорность. Он не закрылся, он не испугался, он будто видел в Крабове доброту. «К чертям! — кричал разум следователя. — Ко всем, мать их, чертям!»
— Значит ты волшебник?
Харм кивнул, а Крабов присел. Он стал перебирать свои бумажные записи. План допроса, подводящие и наводящие вопросы… и вдруг нашел! Включил запись, отчего-то причитая:
— Гадская техника. Запись не шла… — и посмотрел на мальчишку. — С крыльями понятно… Ты не знаешь. — Разум Крабова кричал: «Ты что, рехнулся! Идиот чертов!» — но его речь уверенно следовала по другому пути. В этот момент следователь уговаривал сам себя, но столь неумело: «Не надо слишком быстро раскрывать все руководству. Я раскопаю глубже и тогда… Надо показать, что дело непростое…» — Не верил он в это! Но иначе, что? Он идиот? Самый настоящий придурок?!
— Потом… Ладно, это потом… — Крабов продолжал играть свою роль на диктофон. — Расскажи о своем брате. Хотя нет, он ведь не ходил в школу. О! давай перекусим. Ты проголодался?
Он выжидающе смотрел на мальчика. Следователь был сосредоточен. Никакого блуждания глазами, зрительный контакт и спокойствие. Он был тверд и даже суров. Он был зол? Да! Но Харма эта злость не пугала, он будто чувствовал, что она адресована кому-то другому.
Крабов сглотнул и «дал ходу назад»:
— Думаешь, ты мечтатель? — он поперхнулся собственными словами и, облокотившись на стол, упер кулак в губы. Разило из пепельницы и плесенью тянуло. От внезапного порыва ветра хлопнуло форточка, и следователь вздрогнул. Противное чувство накатило на него. Будто он спер пару тысяч из воровского общака и его вот-вот застукают с присвоенными деньгами.
— Да, — ответил малыш, и Крабов с размаху долбанул по столу. Бумаги подскочили, а недавно всунутый в пепельницу бычок выпрыгнул на стол.
— Ты идиот, а не мечтатель!
Все шло, как нельзя лучше, но Крабова это скорее бесило. Он был на взводе, ведь все получилось, и мальчик с радостью отдает ему свою жизнь. Он сгинет в этой гадской тюрьме, а возможно его просто зарежут хирурги из Отдела Исследований!
Крабов злился, но запрограммированная часть натуры следователя включилась в анализ новых данных. Он прокручивал слова Харма и сопоставлял их с последними сводками. Только вчера пришла информация, что здешних магов называют мечтателями. Завуалированно как-то, конспираторы хреновы! И вот малый заявляет: «Я дескать мечтатель!» — дурак малолетний!
Харм молча смотрел на Крабова. Он знал, что о подобных вещах говорить не стоит, но он устал и чувствовал ответственность за брата, сидящего в соседней камере. Может хоть так он поможет ему. Дядя Крабов обещал помочь…
Харм опустил ноги на пол и придвинулся к столу, он принялся водить ручонками по кривой и влажной поверхности стола, собирать разбросанный пепел в кучки. Из-за влаги на белой краске оставались разводы. Харм исподлобья поглядывал на своего собеседника. Схватил пальчиками окурок и бросил в пепельницу, опять посмотрел на следователя. Его застилала вина перед братом, перед этим добрым дядей.
— Ты знаешь кто это такие? Мечтатели? — Крабов слегка смягчил тон.
С минуту обдумав последний вопрос, Харм спросил:
— Вы отнесете бутерброд моему соседу?
«Знаешь…» — не сомневался Крабов.
— Харм, твой сосед по камере получит свой паек, но за это меня могут наказать. — На своем привычном «автомате» давил на жалость Крабов. — Паек ему не положен, он очень агрессивный. Он укусил офицера и постоянно обзывается. Некрасиво ведет себя, крайне некрасиво!
Следователь вглядывался в лицо мальчишки, и на нем явно читалось беспокойство об этом «соседе». Чего же этот малыш так печется о нем? Они знакомы? Или это магические способности прорываются, и он действительно некий экстрасенс?
— Расскажи о своем соседе. Том, что за стенкой. Как ты узнал, что это именно ОН?
— Я знаю, я чувствую.
— Опиши, что ты чувствуешь? Как ты представляешь его? — если малыш экстрасенс, полезно знать все, каждую мелочь!
— Я не могу сказать. Мне стыдно. Я нечасто с ним говорил, а надо было. Ему очень плохо.
— Почему ты с ним не говорил?
— Я не хочу рассказывать.
— Но я могу помочь…
Крабов выгнулся назад и, бегло осмотрев пепельницу, выудил один окурок, торчащих из сотни других, прикурил. Он рассматривал Харма и никак не мог понять, что делать в этой поганой ситуации? Почему именно сейчас стало так трудно следовать планам и инструкциям? Это ведь так просто, сотню раз уже подобное он проходил!
В дверь постучали.
— Войдите! — рявкнул Крабов.
В комнате появился высокий мужчина с черными коротко постриженными волосами, и с такими же коротко постриженными усиками, отчего те нелепо топорщились вперед. Он приложил руку к виску и отрапортовал: