Туман клубился на расстоянии 22-х с половиной метров от глянцевого бока банного домика. Назавтра Кирк запланировал начать измерения с противоположной стороны изнаночного города, а может быть еще в парочке мест, дабы убедиться, что туман отодвигается повсюду. Город был не из маленьких, его диаметр составлял примерно 6–6,5 километров. Пешком ходить далековато, потому вэйшебы пользовались велосипедом. Одним на двоих, второй достать не получилось.
— Город становится все больше и больше… Как здорово! — Элфи отряхнула ручки, а потом вытерла их о свое платье. — Будет уйма места для мечтаний и всяких опытов… — радовалась Элфи, разглядывая песочный городок. Она подошла к Кирку, заглянула в его тетрадку. Во взгляде Кирка восторг, однако, не просматривался. Беккет убрал тетрадку в висящую на плече сумку и, сложив руки на груди, погладил свой подбородок.
Элфи спросила:
— Кирк, а почему мечтатели не заметили, что тумана становится мало? Может им рассказать? Может туман вообще пропадет и окажется, что за ним много-много серого мира? — она глянула в глаза Беккету. — А вдруг он там дальше не серый? А вдруг там водятся животные или живут другие люди?.. А вдруг?.. А?.. Кирк, ты чего молчишь?
— Они заметили, — тихо ответил он. — Мечтатели все это знают. Потому и не разрешают сюда ходить.
— Думаешь?.. — Элфи почесала висок и поджала губки.
Да, это могло быть правдой. Взрослые не спешили раскрывать ученикам Изнанки своих секретов. Говорили, что-то вроде незрелости ума или его зеленоватости…
Кирк смотрел куда-то под ноги, чесал песок ботинком, водил им туда-сюда. Взглянул на постройки Элфи и коротко улыбнулся. Понятное дело он размышлял. В последнее время он был немногословен, а этот его прищур, можно сказать отцовский, указывал на интеллектуальную бурю в голове Беккета. Он не единожды объяснял Элфи, что занят важным делом. Он должен в чем-то там разобраться, все обдумать, понять, что кто-то там задумал и почему все это происходит… В целом Элфи помогала другу, совершенно не понимая, чего тот ищет.
Она принялась пританцовывать вокруг Кирка, напевая песенки навроде: «Туман уходит, улетает… В песочном городе будут жить муравьи… Кирк опять в раздумьях, а я сейчас опять начну летать…» — и все такое, в духе «мысли вслух». Элфи подпрыгивала, поднималась на метр от земли, при этом стискивая зубы, мол «это вышло случайно, я тут не пытаюсь летать просто так для развлечения», а потом плавно опускалась на землю… На ноги она приземлялась в одном случае из пяти. В другие четыре она плюхалась то на руки, то на спину, живот, а порой и вниз головой. Благо, все же плавно, не благо — не на ноги. Оттого она прилично перепачкалась, но как же довольна была малышка Смолг! Безлюдные окраины — это так чудесно! Здесь не водятся толпы учителей и разновозрастных мечтателей, которые назидательно указывают на опасность подобных экспериментов. Здесь никто не предостерегает и не запрещает левитировать.
За последнее время Кирк научился не загружаться завистью к подобным маневрам Элфи, у него была другая работа для мозгов, потому на глупости в плане сожаления: «Я толл, как несправедливо», — и тому подобное, он временно забил. Зато брюзжал то ли на всех взрослых, то ли на кого-то конкретного:
— Всегда так — им надо скрывать и недоговаривать. Считают детей идиотами!
— А может так и раньше происходило? Туман двигался то туда, то обратно? Он живой, как и любая природа. Мистер Хванч, и госпожа Пенелопа тоже, говорили, что все живое движется и меняется… Кирк, может зря ты всех подозреваешь? — Элфи приземлилась на руки, а из-под подола ее милого сиреневого платья показались ядовито-салатовые штанишки.
Похоже Элфи хорошо подготовилась к разноплановым посадкам. Маленькой экспериментаторше видимо не раз приходилось оказываться с задранным платьем. Увидела бы сейчас ее Эстер, няня из Воллдрима, получила бы Элфи урок этики и эстетики! В некотором роде Элфи повезло. Она конечно же скучала по своей няне, но пользовалась ее отсутствием сполна. Лохматые волосы, в которых виднелась трава, лепестки, парочка высохших колючек… ой, да целый гербарий! Маме приходилось каждый вечер вычесывать дочку, иначе ее голова походила бы на премилое перекати-поле. А одежда? Никаких поясочков и бантиков, а к концу дня не платье, а хороший подарок для чучела огородного. А что, нормально. На выручку и тут мама приходила. Магдалена кружила Элфи в своем мечтательном танце, и вся грязь с одежды выпрыгивала из недр кружев и собиралась в грязевые шарики, которые порой имели приличный размер.
— Дело не в подозрениях, они здесь ни при чем. Мечтатели все скрывают. Такова природа взрослых. А в моей голове все разумно и в полной мере логично…
Элфи прекратила акробатничать, села на землю и вздохнула: похоже вновь наступила пятиминутка самохвальства Беккета. Элфи приготовилась к «оде величайшему из умов», но Кирк вдруг задумался, умолк. Тогда она сказала:
— А я решила — сегодня же спрошу у мамы! Вот прямо сама спрошу почему туман отступает.
— Бесполезно. Я уже пытался у отца разузнать, — соврал Кирк. Разве он решился бы на такое? Давно он надеялся лишь на самого себя: его интеллект не простаивал. К тому же отец оказался довольно скрытным, а самоуверенность Беккета-младшего была куда агрессивней его собственной жажды познаний. — … и в школе тоже спрашивал. Некоторые мечтатели отнекиваются, другие еще хуже — глупо улыбаются… — Кирк состроил гримасу недовольства и пригладил волосики, аккурат от пробора в обе стороны.
Элфи опять громко вздохнула:
— Мечтатели всегда говорят о чуде, а сами вечно сомневаются, не верят никому. Как так?
— Рэмон заслуживает внимания, — поделился наблюдениями Кирк.
— Что? Почему он?
— Он другой. С ним можно обсудить. Он не выкручивается.
— Рэмон? — для малышки Элфи рассуждения Кирка казались временами невразумительными. Он был или слишком умным, или… просто крайне непонятным. Почему Рэмон? Хороший мечтатель, как и многие, но почему Кирк выделял именно его, ей было не понятно.
— Он врать не будет. В худшем случае просто не скажет. Настоящий человек…
— Настоящий зеландериец, — хихикнула Элфи. Она сорвала травинку и за секунду та из бледно-серой обратилась в почти черную.
— Точно, да. И что самое интересное, нашим доверять нельзя, — он кивал, соглашаясь с собственными доводами. — Как же несовершенен этот мир… не то что мир Рэмона. Здесь он как инопланетянин… или иномирянин… Хотел бы и я в Зеландере побывать…
— «Инопланетянин» смешно звучит. Мистер Рэмон из другого мира — так красивше.
— Кстати я сжег человечка с птичьей головой. Ясмин помогла смастерить копию.
— Сжег? И что? Зачем?.. — Элфи вдруг мечтательно закатила глаза и неожиданно добавила: —Ясмин такая красивая. Очень-очень.
Кирк отчего-то раскраснелся. Элфи же не понимала почему Кирк так настороженно об отце стал говорить. Разве может отец запретить сыну мечтать? Да и зачем? Ведь это так прекрасно!
— Ой, а зачем копия? — спросила она.
Кирк виделся с Ясмин раз десять за этот месяц и уже открыл для себя, что влюбился в голубоглазую мечтательницу. Это было так ново! Его тянуло к ней, и он постоянно искал повода встретиться. Он хотел показать ей, что многое может. Он хотел разобраться с тайнами тумана, чтобы она восхищалась им и перестала наконец видеть в нем ребенка.
Ясмин без труда определила, что статуэтка — это действительно некий мечтательный артефакт, блокирующий мечты; возможно делающий что-то еще. Вчера, когда Кирк сжег статуэтку, он вспоминал об их первой встрече. Мысли унесли его далеко в куст жасмина, в котором он впервые увидел Ясмин. Тогда она сходу увидела в Беккете мечтателя. Статуэтка горела в камине дома, где жила Ясмин, пока все его жительницы были на занятиях в школе. Кирк, думая о девушке-мечтательнице, не заметил, как во всю чешет руку в локтевой впадине. Крепко так чешет. Похоже он чрезмерно увлекся этим занятием и не сразу заметил, что до крови разодрал кожу. Кожу жгло, как жжет оцарапанное об асфальт колено.
Рука кстати ныла до сих пор, а утром из раны сочилась прозрачная жидкость. Надо бы чем-то прижечь ссадину или заклеить ее пластырем, но та не казалась серьезной, вызвала небольшой дискомфорт, не более. Потому Кирк благополучно отложил это дело на потом. И естественно никому о такой мелочи не рассказал.