Психопрактика и одна единственная мысль, да такая, чтобы искренняя, от всей души. Простая, но искренняя…
«Хочу курить!» — вообразил он и развязал веревку.
В воздухе перед его ртом возникла заветная сигарета, она дергалась, ища огонь, загорелась. Следователь хватанул фильтр ртом, сделал вожделенную затяжку и с удовольствием втянул табачный дым. Без суеты и паники повязал ограничительную веревку обратно на ногу. Только теперь он позволил эмоциям взять верх:
— Рамсец! Гадство! Почему именно я? Я такой же урод, как эти… — он с отвращением прожевал последнее слово: — Ме-ч-та-те-ли-и-и!
Следователь глянул на спящие тела — никто не видел его колдовского перекура. Парочка бранных словечек полетело в пустоту, кулак в пол. Прихватило ребра. Еще разок по скамье… мат-перемат… всего минута, и вот он уже взял себя в руки.
Затянулся еще раз, на этот раз табак был… не табак, вкус отдаленно напоминал горелую траву, и только. Он швырнул окурок под скамью.
Люди на полу все еще не шевелились. Крабов задумался. Как избежать раскрытия? Ему конец, если узнают о его колдовских способностях.
— Похоже не табак коня убьет… — он ухмыльнулся. — Что-то другое… — прошептал старший следователь. — И я прав! прав, к сожалению…
***
Металл комнаты с приспособленными у стен сетками ограничительных веревок. На полу еще одна сеть, сверху — тоже.
Мужчина в темно-зеленой форме стоял посреди комнаты. Голос из громкоговорителя:
— Подполковник Крабов, разденьтесь до нижнего белья.
Крабов стянул сапоги, снял китель, штаны…
— Замечательно, — проговорил сладкий женский голосок.
Лишь Крабов заслышал в динамиках женщину, на раскромсанном лице автоматически выставилась его фирменная улыбка сердцееда.
— А теперь ваши трусы и майка…
— С удовольствием! — прищурившись, кивнул Крабов.
— Можете не спешить, — подбадривала невидимая дама.
— Мадам, я весь ваш! — высказался в пустоту комнаты обнаженный мужчина, стянувший с себя все, чем был когда-то прикрыт.
— Не смешно, — ответил ему грубый мужской бас. — Что там у вас на шее?
— Да просто…
— Это тоже снимите, — прервал его все тот же мужчина.
— Хорошо, — Крабов пожал плечами.
Старший следователь стоял, не сутулясь, немного переместив вес на правую ногу, а руки сложил на груди. Ему вкололи обезболивающее аккурат в левую ягодицу, и потому «боевые» раны почти не чувствовались, лишь слабая эйфория. На радостях ли, что сломанные ребра и трещина в ключице не болят или по какому-то плану, он напевал про себя песенку. Безмятежную, успокаивающую. Так, на всякий случай.
Время, наверное, тянулось, но следователь не суетился, он занимал ум всякой ерундой. В какой-то момент он незаметно для самого себя стал крутить в голове мысль будто бы он здоров и никакой плеврит или рак легких ему не грозят… Потом опять песенка ни о чем, такая, чтобы не задумываться о ее смысле, вообще ни о чем не задумываться.
Свет стал менее ярок, вновь включили громкоговоритель. Вернулась дама:
— Можете одеваться, — с сожалением в голосе сказала она и с не меньшим сожалением выдохнула и отключила микрофон.
Крабов не торопился. Будка чудес была обманута, но надо доиграть безмятежность до конца. Он натянул трусы, повесил цепочку с военным брелоком. Оделся. Он вел себя будто на показе. Красовался. В конце концов натянул сапоги, и тогда дверь наконец распахнулась. За ней стоял Фейи:
— Я и не сомневался, что ты НАШ, Крабов. Блестяще! Севилечка, что раздевала тебя, попросила твой телефончик разузнать, — он заржал. Генерал похлопал по плечу, благо по непокалеченому, своего любимца-следователя: — Пойдем, введу тебя в курс дел.
«Курс дел» гласил, что, как и всегда в армии, что-то просочилось раньше времени, а что-то было дезинформацией. Будка работала уже три недели! Веревки-ограничители массово поставлялись в город и того дольше. Единственное, что стало настоящим откровением сегодня утром — это солдат Димитрис. Зона Воллдрима скаканула за одну ночь на несколько километров. А такого раньше не случалось. Пара метров, иногда пара десятков метров, но километры — никогда!
Шнурки с металлическими паспортами на шеях солдат оказывается были сделаны из этих самых ограничительных веревочек. Перед отбытием в Воллдрим каждому из солдат заменялся обычный шнурок на специальный, ограничительный.
— Мне не меняли, — проговорил следователь.
— Офицеров пока не трогали. Умных много развелось. Статистически шанс ничтожный, так что пока не спешили офицеров дергать. Подозрительные все стали. Я не хотел заострять внимание, а то начали бы придумывать, выкручиваться. А нам это надо? Конечно, нет, — ответил Фейи сам себе.
Только сейчас Крабов понял, что его предосторожность с веревкой на щиколотке возможно… К рамсам всякие «возможно»! Она только что спасла его жизнь! Но если уж крепко так задуматься, то спас его бедняга Димитрис. Ведь благодаря ему Крабов успел проверить себя на колдовство. Но почему сам Димитрис снял на КПП свой военный брелок? А может он развязался, порвался? Возможно бедолага просто пропустил подмену брелоков. Мелочь, погубившая солдата, и мелочь, спасшая следователя — все это кусок веревки! Жизнь человека блистает яркими и важными событиями, но поворачивается к бездне из-за таких вот мелочей!
Из рассказа Фейи стало известно, что несколько маленьких бесов и ангелочков удалось словить, но те, несмотря на ограничители, в какой-то момент стали светом и унеслись в небо. Что стало с самим солдатом оставалось загадкой. На месте происшествия работали люди.
В итоге происшествия и в приличной спешке третье КПП перенесли на место второго. Второе же переместили километров на 12–13 дальше от города на восток.
Самым неприятным открытием для следователя стало то, что личный состав таскали сюда не просто для увеличения численности и, следовательно, увеличения обхвата патрулирования, но в большей мере для проверок в будке чудес! Уже добрая дюжина служащих проявили способности к колдовству. Они круглосуточно наблюдались, на них ставили опыты. Сломанные судьбы и никакого тебе года за два. Возможность пораньше обрадоваться дембелю стала для них проклятием всей жизни.
Еще оказалось, что вызвали господина следователя сюда по сфабрикованной причине. Никакого солдата и хаоса не было, точнее был, да не пару недель назад, а сегодня днем. Офицерский состав пока не проявлял способности к колдовству. Крабова просто рвало на части как он хотел спросить про крылатого мальчишку, но он ждал пока Фейи заговорит о нем сам.
— Добринов, Дорбсон… они тоже здесь? — все же поинтересовался Крабов.
— Только Добринов. У него сейчас дел невпроворот, но ничего, позже ты поможешь ему. Заодно присмотришь за его методами. Иногда он переходит границы… но как гаденыш эффективен! — просиял генерал.
Крабов обычно себе не позволял в присутствии начальства, но от «эффективности Добринова» ему захотел плюнуть… и он таки плюнул, а потом натянуто улыбнулся. Генерал одобрительно кивнул:
— Плевать на условности, ты прав, плевать! Мы не на пороге открытий, мы УЖЕ творим чудеса!
— В чем помощь нужна Добринову? Он кого ведет? — небрежно спросил Крабов.
Генерал просиял:
— Ты молодец! Малец действительно оказался колдуном. Все подтвердилось! Правда пришлось стрелять… О нем мы не говорим. Все сугубо секретно. И ты кстати подпишешь бумажку о неразглашении. Никто не должен прознать о его существовании когда-либо и где-либо. Его просто нет… и не было. Так что я жду, что ты даже не заикнешься о нем.
— То есть я с ним работать больше не буду?
— Крабов, его нет. Мы поняли друг друга?
Крабов ощутил, как сжимается его живот. Он не подал виду, но резкая боль пронзила кишечник. Укол анестезии на желудок похоже не действовал. Его сейчас разорвет. Он кивнул:
— Стрелять пришлось? — спросил он, но быстро добавил: — Я все понял.
— Ну да ладно. Это все ерунда. Тебя не должно волновать. Тебя мы на особое задание пригласили. Ты поможешь… — он взял паузу и постарался придать значительности голосу: — С котами! Они откуда-то лезут и лезут.