Из-за срочности Виола даже не успела озаботиться чистотой собственной одежды. Блуза и юбка в пол, выпачканные в Воллдриме; утерявшие стойкость волнистые кружева на манжетах… Честно говоря, она забыла обо всем этом. Однако забыть намерение Рэмона не прощать ее, она и не пыталась. Она понимала, что его обвинения — это эмоции: она не больше и не меньше их всех причастна к бойне в Уголке Просвещения. В любом случае новая глыба вины за чью-то потерянную жизнь покажется снежинкой, опустившейся на айсберг, для того, кто оказался закован в его ледяных тисках. Давление груза вины за сотни других, закончившихся или застывших меж смертью и забвением жизнях, итак вскоре раздавит ее.
Архив Карла хранился в Тубио, и Виола перечитывала его рукописи десятки раз. Но почему несколько важных тетрадей, в особенности одну, в которой Карл описывал свои путешествия по миру Земли он доверил Беккетам? Почему он велел скрыть часть архива от нее? Сами Беккеты не пытались расшифровать записи Карла, да и не смогли бы, но Виола поняла — Карл кое-о-чем догадывался. Он искал ответы на одни вопросы, но ненароком нашел ответ на важнейший вопрос своей жизни: Кто такой сам Карл Крубстерс?
Фоландец Карл, когда-то молодой супруг Виолы, решил сотни лет назад помочь любимой пережить отчаяние страшной ошибки. Пять сотен лет и непрестанная поддержка изъятия памяти. О! Наверное, он довел сей навык практически до совершенства. Виола позабыла о трагических событиях. Он изъял память и самому себе. Однако подобная шеба слишком сложна, и потому он вспомнил раньше. Новые факты делали очевидной причину утайки архива. Карл удалял намеки на прошлое, прятал подсказки… К сожалению, за всеми этими действиями неминуемо ширился обман, он становилось невозможно большим. Несмотря на взятие ответственности за вранье Карлом на себя, Виола получила сокрушающую ее скорбь не только за жизни множества людей, но и за легенду, рожденную Карлом. А еще за Брегантину, ведь и ей промыли мозги, заменили годы жизни на те, которые никогда не случались. Впрочем, не годы — столетия жизни, которых она не переживала. Простит ли она Виолу и Карла? Какая теперь разница? В сравнении с прочим — это пустяк.
Мечтательница выстроила в голове образ Кайгы, пса Элфи и Харма. Теперь именно этот пес старался унять печаль ее души. Она погладила образ, мысленно утешила его, но это сработало на малую долю от того, что требовалось Виоле в настоящий момент. Повысив голос, она сказала:
— Виновата и не прошу прощения! Я поступлю всякий раз так, как считаю необходимым! Я собираюсь исправить то, что творится с миром. С нашим общим миром! С нашими жизнями! Иначе погибнут многие и многие. Тысячи… возможно все… миллиарды людей!
Рэмон поглядывал на Виолу Мариэн, ныне Виолу Крубстерс. А та надеялась, что он поймет ее, но она и не догадывалась, что ее лучший ученик думал сейчас лишь о том, использует ли она в настоящий момент наигранный облик, чтобы скрыть эмоции, или она готова быть честной со всеми? Создала ли она мир Земли? — Он не верил ей даже в этом.
— Мы закончим, но потом вы уйдете из этого мира… или уйду я… — монотонно произнес Рэмон.
К нему подошел Хванч и положил руку на плечо.
— Рэмон, не стоит сейчас, — сказал Кристиан.
— Вы же понимаете, вам лучше уйти? Для себя, для всех! — настаивал зеландериец. — Скажите только одно… вы знаете, кто есть Пэнто?
Виола отвернулась:
— Нет, — соврала она.
Однако именно так назвали ее родители, когда она родилась в миру Фоландии. Теперь она вспомнила и это. За свою пятисотлетнюю жизнь Виола сменила так много имен, что имя одаренной девушки-мирака, той, что концентрировала шебы ловчее самых почтенных шебишей не только Фоландии, но многих миров… имя истерлось временем и едва не кануло за грань миров. Когда-то ее выбрали… она стояла во главе грандиозного действа. Молодая фоландка управляла массовой мечтой. Да, тогда ее звали Пэнто. Забавно, но с фоландского «пэнто» переводилось, как «врунья». За что родители наградили ее такой характеристикой? В шутку ли? Предопределяя ее поступки?
Генри с непониманием смотрел на присутствующих. Он подошел к Кириллу, и друзья завели беседу. Кирилл вводил его в курс последних дел. Рэмон же уселся на скамейку, спиной к летящей внизу земле. Перед его глазами облака мигали и пропадали, лишь редкие птахи поднимались так высоко. Они, словно помехи на экране неба, то вспыхивали, то внезапно исчезали.
Виола никогда не говорила Рэмону, но понимала, что взяла мальчишку с зеландерийского Антаривуса по трем причинам. Первая — это поощрялось местными властями, вторая — ребенок, не знавший страха, был бесценным! При надлежащем усердии она планировала воспитать в мальчике способность думать и действовать в самых сложных ситуациях. Он должен был стать ее рассудком, страховать, когда она, да и другие теряют концентрацию. Не окажись он шебишем, даже в этом случае его бесстрашие — полезнейшее качество. Все это так, но решительным фактором стало иное. Она привязалась к мальчонке уже тогда, в Зеландере. Расчет Виолы был очевиден, но не играл главную роль в ее решении. Она полюбила Рэмона, малыша из городка Антаривус. Полюбила своего в будущем преданного, талантливого, невозмутимого ученика, ставшего главной ее опорой в мирах мечтателей Земли и Изнанки.
Когда ему было 15, нет, без малого 16 лет, Виоле пришлось сплести с помощью сока кантробе мечту о том, чтобы блокатор фоу в его теле растворился. Шеба сплелась не точная, и мальчик утерял не только фоу, но многие эмоции, а также изменился на физическом уровне. Внешне человек, внутренне — что-то неведомое. Она не создала новую жизнь, наподобие бездушных воплощений, но слишком изменила существующую. Она не желала подобного исхода и перед началом воздействия советовалась с Рэмоном об этой процедуре.
Мог ли мальчишка принимать подобные решения? Он так хотел мечтать! Он умолял ее избавиться от фоу, и она согласилась. Позже Виола открыла ему всю правду о метаморфозах его тела, и Рэмон не осудил, но ведь уже тогда он стал почти безразличным.
Ерт, или Земля, порождает слабых мечтателей, она не Фоландия и не Зеландер, однако Харм и Элфи, а еще новый ученик-переросток Изнанки — Кристиан Хванч — они были гениями-мечтателями, если можно так назвать невиданные доселе способности. Магдалена была приблизительно такой же, но… Нет, она слишком погружалась в чувства. В целом Виола не могла предвидеть, что такие мощные мечтатели родятся в малошебном мире Земли. Возможно разлом начался много раньше, а год назад перешел в свою кульминацию?..
Потенциал Элфи был высок, но еще не освоен, но Харм и Хванч поражали уже сейчас. Впрочем, жив ли малыш Харм? Она надеялась, что да, но слабо верила в это. А Хванч! Удивительно, но обряд месус-феи, на котором он настоял, никак не повлиял на его силу. А еще он стал единственным мечтателем, вошедшим в туман и вернувшимся обратно! Даже, не имея особых навыков, Хванч одолел бы саму Виолу. Пока везением или упорством, но, если его научить, не особо напрягаясь, он вырвет из нее все силы, прервет ее затянувшуюся жизнь.
— Мы тут с Кириллом поразмыслили. А вдруг именно шебрак, найденный Фирлингтоном в пещере, перетянул Кирка на Землю? Можно как-нибудь доработать его и попытаться повытаскивать людей из тумана. Ведь там их сотни! — сказал Генри Смолг.
По-видимому, Кирилл Беккет поведал Смолгу о пойманном в Воллдриме фоландце и о кратком рассказе Хванча о потерянных в тумане людях. У Фирлингтона изъяли шебрак, который он обнаружил в горе Мирис. Предмет мечты представлял собой камень, вылизанный упорными стараниями воды до плоского состояния. На нем имелась тонкая паутина изумрудных вкраплений.
Вчера пещеру Мириса посетила Виола. Она отправилась туда одна. Она решила исследовать ее без свидетелей. Внутри обнаружилось несколько предметов мебели: стол, стул и тумба, а также ящик с инструментами; какие-то доски и осколки стекла, смоляные фигурки и несколько книг. Годы назад пещера была чьим-то убежищем или мастерской. Виола подробно изучила ее. На полу присыпанный песком лежал снимок с обгоревшим краем. На нем, в костюмах и светлых рубахах с короткими галстуками запечатлели двух мальчишек. Кто-то проколол на фотографии глаза детей, а еще прожег ладони. Несмотря на это, Виола угадала кто годы назад прятался в горе. За ней водился еще один грех.