Добринов чесал запястье и пялился в монитор. Увидав Крабова, сморщил нос и быстро отвернулся.
Из присутствующих обрадовалась появлению Крабова лишь Изабэль Фейи. Прочие угрюмо рассматривали нежданного визитера. Генерал подошел к жене. Та постукивала пальцами по трубке телефона для внутренней связи, которую видимо недавно положила на аппарат. Она шепнула мужу не слишком тихо: «Глади приведи. Я ей обещала…» — и глянула на Крабова так, как выходящая с диеты дама смотрит на тортик. Уж не пообещала ли мадам Глади взамен на свое присутствие на этом тайном мероприятии чего-нибудь эдакого? Его самого с потрохами и фуражкой, например? Крабов натянуто улыбнулся.
— Ден ван Дертен, пригласите сюда мадам Глади, — приказал Фейи, и помощник Добринова вышел из комнаты. Через минуту он вернулся вместе с Глади.
— Ну что ж, Севилья, включай запись, — распорядился генерал.
Грудастая брюнетка защелкала по кнопочкам и дала микрофон бледнокожему. В их действиях читалась отработанная система работы с…
Белокожий приступил:
— Восьмой визит. Допытуемый получил полдозы сербонтула. Будим громкой музыкой и парами слабой концентрации антидота…
— Это безопасно? — тихо спросила Изабэль.
— Уже сто раз все отработано, — пояснил супруг. — Будка обшита ограничителями. И мальчишка едва в своем уме. Он вроде как пьяный, сонный. Мы за этим следим. Не переживай!
— Ну хорошо, — выдохнула мадам Фейи.
Доклад продолжался, и Севилья следовала указаниям бледнокожего. Он был, то ли военный врач, то ли… самый бюрократичный и аккуратный из них. Диктовал он четко. Крабов уставился в монитор.
— Увеличить шестую, — сказал Фейи и на одном из мониторов изображение приблизилось к чему-то лежащему на полу. Крабов наконец смог рассмотреть в горсте лохмотьев человека.
На полу лежал Харм. О, слава мечте, это был Харм, и он был жив!
Но! Сдержанная Глади таки не удержалась и приложила к лицу ладони, а глаза ее округлились. Она была ошарашена.
Крылатый малыш был донельзя грязный, на лице даже при недостаточном качестве картинки, передаваемой камерой, можно было рассмотреть синяки и кровоподтеки, порезы. Неужели его били? Руки черные, то ли от грязи, то ли от синяков. Худющие босые ноги, а от крыльев — голый остов. Перья выстригли с явным фанатизмом. Ребенок не двигался.
— Что с ним? — спросил Фейи. — Он вообще живой?
Глади посмотрела на Крабова, и он увидел, как по ее щеке течет слеза. Удивительно, но и Изабэль Фейи смотрела на мальчика с неким сочувствием, для других присутствующих состояние ребенка казалось приемлемым.
— Довели вы его, — вставила слово Изабэль. — Ты перестарался, Серж.
— Но ведь он опасен. Тут не до гигиены, — оправдывался генерал.
Глади закусила губу. Она догадывалась, что начни она возмущаться, к мальчику ее больше не допустят. Она повернулась к Крабову, и губы беззвучно произнесли: «Спаси его!» — она закашляла и вытерла ладонями глаза.
— Он не шевелится, — сказал следователь Добринов. — Зайди к нему!
— А вдруг он притво… — начал было низкий.
— За-й-ди, — тихо прошипел Добринов.
Низкий ушел, а бледнокожий продолжал вещать в микрофон о всем, что происходит.
На мониторе появился помощник Добринова. Он толкнул ногой мальчика, но тот не отреагировал. Низкий осторожно присел рядом и дотронулся рукой до шеи Харма.
— Пульс слабый, — прокомментировал он.
— Надо звать медиков, — сказала Глади. — Срочно зовите врачей!
— Ден ван Дертен, окажите первую помощь.
Бледнокожий схватил аптечку, стоящую на полу у выхода, и выскочил вслед за первым помощником Добринова.
— Он врач? — спросила Глади.
— Такое уже было. Сейчас он все сделает, — ответил Фейи.
— Серж, вы его угробите. Вызови настоящего врача, — молила генеральша своего супруга. — Я все понимаю, но ведь это ребенок! Вы перестарались… перестарались… Нельзя же так!
Завязался спор. Генерал отбивался от двух дам, жены и ее кузины, а Севилья молчала, краснела и пялилась на спорящих; двое в будке пытались откачать мальчика. Добринов же был невозмутим. Он чесал запястье, которое разодрал до красноты и мокнущих царапин. Судя по сладкой ухмылке, он получал некое физическое удовольствие от происходящего. Его глаза скакали по мониторам, ища лучший ракурс.
«Садист», — проскочила мысль у Крабова.
Но что делать самому Крабову? Довериться судьбе, в которую следователь никогда не верил, или самому что-нибудь предпринять? Он развязал блокатор, и глубоко вздохнул, благо на него никто не смотрел.
Он конечно же не умеет… и вообще ситуация из ряда вон… но речь шла о жизни и смерти! О жизни ребенка, которому он должен! И о смерти его собственной, которую Крабов готов был принять. Чувство вины надо было усыпить… усыпить хотя бы на сутки… хотя бы на полчаса…
Фрегат и штиль… Он полностью спокоен…
Крабов спрятал руки за спину и удерживал концы ограничителя скрученными. Крики внизу и в будке — им не удается откачать мальчика. Крабов не сможет сделать много, но…
«Харм, тебе тоже придется постараться», — подумал он.
…Блокатор у Крабова в кулаке, он опустил его в карман.
«Сердце Харма: тук-тук, тук-тук… почти как у кры…
Нет, только Харм»…
Сердце мальчика, оно бьется, чуть быстрее… как должно биться. Антидот ему ввели, а значит он очнется. Харм приходит в себя, еще чуть-чуть… Он просыпается… А вот и крылья… крылья! КРЫЛЬЯ!!!
Рядом с Крабовым прокричали:
— Сетку давай! Он улетит сейчас!
Севилья схватила рычаг переключателя, но Крабов взглянул на панель управления, и та вспыхнула, а мониторы разом разорвало.
Половина комнаты в один момент запылала, а ядовитый дым уже дербанил горло, съедал глаза.
— Он колдует! Но как он узнал где мы находимся?.. — орал Фейи, прикрывая глотку рукой.
Схватив за руку визжащую от боли Севилью, которой в лицо и грудь прилетел салют осколков, генерал бросился к двери. Фейи споткнулся о лежащего на полу Добринова и упал. Из разбитой головы следователя Добринова текла кровь, он хватал воздух ртом, а глаза едва не выпрыгивали из глазниц. Севилья с криками уже умчалась прочь. Генеральша зло всматривалась в спину супруга. Его рефлекс спасти самое дорогое сработал в диссонанс ее ожиданиям. Генерал опять оказался на ногах. Он бросился следом за Севильей. Добринов прохрипел и замер. Глаза не моргали, а руки, державшие ворот камзола, ослабли и сползли на пол. Он задохнулся.
Крабов, толкнув оцепеневших Глади и Изабэль к выходу, достал из кармана и закинул в рот заранее заготовленное кольцо-ограничитель. Петля диаметром около сантиметра отправилась за щеку. Такую хитрость следователь изобрел уже давно. Быстро и безопасно! Благо в панике никто не присматривался, что за конфетку решил слопать господин старший следователь.
Труп Добринова с агонией удушья стоял перед глазами следователя, пока он бежал вниз к будке. За ним мчалась и Глади.
«Неужто это я убил Добринова или все вышло случайно из-за взрыва аппаратуры?.. Почему его?.. Да и к черту!» — крутилось в голове.
Старушка ловко скакала по ступеням следом за Крабовым. Ее подстегивал адреналин, но Крабов заметно оторвался. Изабэль Фейи умчалась в направлении проходной. В любом случае кто-то уже добрался до охраны — загудела сирена. Здание орало и визжало, помещения захватывал дым. Наверное, пожар в управляющем центре будки решил распространиться дальше.
Крабов попытался толкнуть дверь — заперто. Он вставил дубликат ключа, отворил замок и вошел. Двое помощников Добринова оказались обмотаны веревками-ограничителями. Оба были без сознания, они висели высоко под потолком… Харм исчез. В стене зияла огромная дыра, за ней еще одна, а за ними штук пять, не меньше, — до самой улицы. На площади у дыры собирался народ.
Крабов улыбнулся: «Он улетел! Улетел!»
Глади наконец догнала Крабова и, заглянув в будку, прошептала:
— У тебя все получилось! Он спасся… — ее грязное от копоти лицо, ожог на правом ухе и опаленная бровь, легкий шлейф дыма, идущий из мха шерстяного платья похоже Глади ни в грамм не волновали.