Чтобы отвлечься Крабов спросил:
— Это ты вернул ночь в город?
— Только затемнил воздух, — спокойно ответил мальчик. — Там все станет, как было. Это не по-настоящему. Я спрятался, чтобы мы могли улететь.
— То есть ты можешь сделать погоду в городе нормальной?
— Я не знаю. Я не пробовал.
— Ух ты, как интересно…
Светало, словно занималось раннее летнее утро. Крабов рассматривал мальчика, летевшего поблизости. В целях медитации, если быть честными. Его лицо, руки, ноги покрывали шрамы и порезы, синяки, ссадины. Свежие и старые. Ребенка избивали и издевались — это было очевидно. Он был чумаз и худ, а волосы сильно отросли. Одежда скорее новая, но небрежно разорвана на спине, дабы пролезали крылья. Несмотря на ужасающее состояние мальчика, он улыбался. Разве после работы особо рьяных следователей, вроде Добринова, хоть один взрослый мужик смог бы улыбнуться? Хотя бы через год или через все три? А этот мальчик улыбался!..
— Дядя Крабов, до свидания, что помогли мне сбежать из комнаты-будки, — он ловил лицом ветер и от удовольствия то и дело прикрывал глаза.
— «До свидания»? А, ну да, и тебе до свидания, Харм!.. — Крабов вспомнил, что мальчишка часто говорил всякие «спасибо» и «до свидания» невпопад. — С чего ты взял, что это я помог тебе? — конспирация у Крабова судя по всему оказалась никакая. Рамсее не придумаешь, если даже пацан догадался.
— Эти крылья, эта мечта… Она пахнет вами. То, что вы курите.
— Мечта пахнет? — ничего себе открытия! — Кхе-кхе, а куда мы летим? — Крабов уже почти не чувствовал рук ниже плеч. Похоже птичья хватка послужила неким жгутом. От непривычной позы ломало спину, и в затылке бурно плавился свинец.
— Вы знаете, там я не могу мечтать, но я должен помочь Стиву.
— Стиву? — в глазах то и дело темнело, свинец в затылке застыл и теперь в голову втыкались сотни ледяных иголок.
— Да, ему. Его комната рядом с моей. Совсем рядом. За стенкой. Вчера он опять мне приснился, я знаю, что он там!
— Погоди, давай опустимся и поговорим. Мне немного…
— Страшно? — мальчик подлетел ближе и стал рассматривать лицо Крабова. Тот попытался улыбнуться, но вышло нечто кривое и несуразное.
А ведь действительно было безумно страшно… вначале. Сейчас предельно гадское самочувствие победило всякий страх.
— Надо спуститься, — повторил Крабов, уронив голову на грудь, пуская слюни.
Птица, что несла следователя, вдруг прокричала свои соловьиные «кукареку», на время оглушив обоих мечтателей.
Наматывая круги, они уже опускались вниз, но следователь терял сознание. Харм что-то там бормотал — Крабов не слушал, не мог.
Наконец птица разжала когти. Следователь упал на землю, аккурат вниз физиономией. В носу, на зубах — трава и песок, но Крабов, раскрыв рот, пролежал в той же позе минут десять.
Вскоре Крабов разминал плечи и лопатки, мял затекшие суставы. Он ходил и тряс ногами, выгибал спину. За это время мальчик буквально из воздуха сотворил костер без дыма и большую двуспальную кровать с богато украшенными спинками и белоснежным бельем.
— Лучше здесь полежите, — сказал Харм.
— Ничего, — махнул Крабов, и кровать исчезла.
Следователь подошел к огню. Тошнота пока не прошла, тело потряхивало, но чувствовать землю под ногами было до чертей приятно. Как этот мальчишка умудряется летать, не боясь и не переживая? Крабов выставил руки, немного согрелся, а потом уселся в метре от костра прямо на землю.
— Вы отдохнули? Полетим дальше?
Крабов в ужасе глянул на Харма:
— Никаких полетов. Я — пас!
— А я Харм… Дриммерн.
— Чего?
— Фамилия моя.
Черт пойми этих детей. Да и рамс с ними! «Когда уже отпустит выворот кишок?» — подумал следователь.
Мальчик уселся напротив Крабова. Они молча смотрели друг на друга сквозь пламя костра, который все также не дымил. В нем не было поленьев и треска, лишь огонь и тепло. Крабов не знал, что сказать, а Харм словно ждал чего-то от следователя. Мальчишка был суетлив и все время ерзал на месте.
— А где та огромная птица? Она тоже мечтатель? — наконец спросил Крабов.
— Это соловей. Он не мечтатель, — пояснил Харм. — Я встретил его только перед тем как вас заметил. Я его знаю. Он друг мисс Брегантины. Я его немного увеличил, но потом он станет прежним, если захочет. Я не смог бы вас поднять и нести так долго, потому и попросил помощи у Сокола. Так его зовут.
— Соловей с именем Сокол? — Крабов недоверчиво скривил рот. — Хозяйка у него видно с приколом.
Харм непонимающе посмотрел на Крабова, а потом сообразил:
— Да, с приколом всяких заколок. Она любит, когда много заколок и на шляпке тоже носит.
— Чего? Тссс, — Крабов нервно заржал. — Заколка-приколка… Я понял, Харм, спасибо. Хы-хы-хы!..
Харм шмыгнул носом, по которому от переносицы до самого кончика проходила неровная линия схватившейся царапины. На лицо мальчишки постоянно сползали волосы, и он регулярно убирал их за уши, открывая обзору Крабова пожелтевший синяк, занимавший половину лба ребенка. Треснутый в трех местах рот, воспаленные заеды в его уголках и неестественно надутая верхняя губа, явно от удара. И это только лицо! На Харма было страшно смотреть!
— А сейчас уже отдохнули? — спросил Харм. — Если не хотите лететь, можем пойти пешком…
— Куда?
— К Стиву!
— А это еще кто? — спросил Крабов.
— Он мой брат.
— А где он сейчас?
— Он в тюрьме, где мы с вами были.
Крабова передернуло. Похоже Харм не видел отличия между заключенным и следователем. Впрочем, в том был определенный резон.
— Твой брат? Странно… У вас большая разница в возрасте?
— Большая? Я не понял, — мальчик почесал локоть.
— Сколько ему лет?
— Я не знаю.
— Ну, хорошо. Давай так. Он тоже школьник?
— Нет.
— Значит взрослый?
— Нет, он чуть-чуть выше меня. Где-то так, — Харм поставил ладонь на свою макушку. Получилось нечто вроде петушиного гребня. — На столько старше, на пятнадцать сантиметров.
— Я понял, — сказал Крабов и ухмыльнулся.
С одной стороны, мальчишка довольно мило и даже смешно пытается объяснить нечто простое, но с другой, почему он не знает элементарных вещей? Сколь лет брату — это не такой уж сложный вопрос. Следователь закхекал. Сигарет, к сожалению, с собой не было. Выпали, когда его схватил огромный соловей. Может попросить у Харма, чтобы промечтал парочку, с фильтром?..
— В тюрьме не было других детей, кроме тебя, — добавил он.
Харм задумался. Его пятнистые черно-серые крылья сжались как-то особенно сильно. По его лицу бегал свет пламени, а по спине били лоскуты рубахи, подхватываемые ветром; не по размеру широкие штаны то и дело ширились и замирали, словно водопроводные трубы. Харм в очередной раз убрал прядь с лица за ухо.
— Дядя Крабов, вы помните где моя комната в изоленте? — он нахмурился, — в изоленторе? А Стив рядышком за стенкой, там, где стоит моя кровать.
— В изоленторе? — Крабов коротко ухмыльнулся и погладил подбородок. — Скажи мне, ты все это время сидел в изоляторе? Тебя никуда не переводили до сегодняшнего дня?
— Я все время жил в изолянторе. Но меня иногда возили туда-сюда, пока я спал.
— Спал? Ну да, ну да. Так ты уверен, что за стенкой твой брат?
— Да-да, это я точно знаю!
— Знаешь, справа от твоей камеры много месяцев сидел один и тот же заключенный, некий старик без имени и фамилии. Впрочем, может быть там теперь кто-то другой…
— Нет-нет, он там давно уже. Еще когда Допсон разговаривал со мной.