«Ну посмотрим, что-то будет, — подумал Данилов и опять вздохнул: — Ох, Бек Леонович, Бек Леонович…»
Данилов включил утюг и положил на гладильную доску бабочку для вечернего спектакля.
«Что мне с Переслегиным устроить? — думал Данилов. — Как исполнить его симфонию? Где и с кем? Надо сегодня же отыскать Переслегина. К нему, что ли, съездить?»
Левая рука Данилова опять словно нечаянно потянулась к черной дыре. «Брось! — сказал себе Данилов. — Хватит!» Пластырь был крепок.
Позвонила Клавдия Петровна.
— Данилов, ну и как?
— А что? — спросил Данилов.
— Неужели тебе нечего мне сказать?
— А что я должен сказать?
— После того, что произошло?..
— А что произошло?
— Ну хорошо, — сказала Клавдия, помолчав, — а неужели тебе не о чем меня спросить?
— А о чем я должен тебя спросить?
— Ладно, я сейчас приеду к тебе. — И Клавдия повесила трубку.
«Экая баба! — рассердился Данилов. — Даже не поинтересовалась, есть ли у меня время…»
Тут же телефон опять зазвонил. «Сейчас я ей выскажу!» — пообещал Данилов. Однако он услышал голос Наташи.
— Володя, вы извините, — сказала Наташа, — мне показалось, что у вас неприятности, что вчера между вами и вашим гостем что-то произошло… вот я и отважилась вам позвонить…
— Это все мелочи, — сказал Данилов мрачно.
Он растерялся, оттого и сказал мрачно.
— Я напрасно вам позвонила?
— Нет, отчего же… — пробормотал Данилов. — Вы где?
— Знаете, Володя, я ведь брожу в вашем районе… С утра взяла и поехала в Останкино…
— А сейчас-то вы где?
Наташа назвала место. Оказалось, это в двух минутах ходьбы от Данилова.
— Я выхожу, — сказал Данилов.
Уже в лифте он вспомнил о Клавдии. «А-а-а, пусть прокатится!» — решил Данилов.
Наташу он нашел на улице Цандера, возле аптеки.
— Здравствуйте, Наташа, — сказал Данилов.
— Здравствуйте, Володя.
— Вас интересует мой приятель? — спросил Данилов.
— Нет, — сказала Наташа. — А что это мы на «вы» перешли? Так надо?
— Нет. Это вышло само собой. Но не я начал…
— А если мне опять начать на «ты»?
— Я согласен.
— А я, Володя, испугалась за тебя… Что-то случилось вчера, да?
— Было… Мелкое недоразумение… Все уж и забыто.
— Ты не обиделся на меня?
— За что?
— Я не знаю… Я просто заснуть не могла, и все… Чего-то боялась… Мне казалось, что я должна от чего-то тебя спасти… Я не знаю… Я даже приехала сюда утром и все ходила возле твоего дома, будто у тебя во мне была нужда… Дурь какая-то! Нервная я, что ли, стала… От такой, наверное, надо держаться подальше…
— Ну что ты! — растроганно сказал Данилов. — Ты не выспалась?
— По мне видно? — расстроилась Наташа. — Я страшная?
— Нет, нет, что ты! — сказал Данилов. — Видно, ночью давление менялось, вот и не шел к тебе сон.
Наташа как-то странно поглядела на Данилова, будто в словах его было нечто обидное для нее, сказала тихо:
— Нет… Что мне давление…
«Ну да, что ей давление, — подумал Данилов. — Ведь она из-за меня приходила и к театру, и в Сокольники, и к дому моему! А я размышляю о чем-то! Но как быть? Анастасия, Наташа, эта дура Клавдия — все перемешалось, и как тут разобраться? Что — истинное, необходимое, а что — призрак, мираж, суета… То есть разобраться легко… Но что выбрать? Да так, чтобы никому не принести беды… В чем я волен?.. Экая печаль! Час назад все мне было ясно».
— Володя, я люблю тебя, — сказала Наташа.
— И я тебя, Наташа, люблю, — сказал Данилов.
И все. Шли вокруг люди, их было пока мало, но они шли. Что еще надо было сказать? Ничего и не надо…
Остановилась машина возле Данилова с Наташей. Машина Данилову знакомая, приобретенная на средства профессора Войнова. Клавдия Петровна распахнула дверцу.
— Что же, Данилов! — сказала Клавдия с обидой. — Я спешу к тебе домой, а ты гуляешь по улицам!
— Здравствуй, Клавдия, — сказал Данилов.
— Здравствуй, — кивнула Клавдия. — У тебя нет совести, а если бы я ехала не по Цандера?
— Я тебя вовсе и не ждал.
— То есть как?
— А так. Ты не поинтересовалась, есть ли у меня время для встречи с тобой. А у меня времени нет.