Главный добродушно покачал головой.
— Я-то тебе верю: твоя любовь к правде нам известна. Но поверит ли тебе читатель?
Необходимы были снимки. Фотография Бромберга, рассказывающего об убийстве, он же за приготовлением яичницы, а после на могиле Зазы — все это должно убедить читателя в достоверности изложенных в статье фактов.
Рядом с ним, как и несколько дней назад, остановилась зеленая «сирена». Из машины вышла Юлия.
— Как жаль, Генрик, — сказала она, — что ты в тот раз не поехал с нами. Мы прекрасно провели время — загорали, купались. Мой кузен — прекрасный водитель.
— Ты говорила, будто он твой брат из Познани.
— Брат? Ну да, двоюродный брат, кузен, — говоря это, Юлия залилась краской и вошла в Дом печати.
Кто-то взял Генрика за локоть. Он оглянулся: Розанна.
— Снова за мной следишь? — сердито буркнул он.
— Какой ты скучный! — скривилась Розанна. — Зачем мне за тобой следить, когда все, что ты сделаешь и скажешь, известно наперед. То же самое я могу сказать и о Юлии.
— Красивый у нее брат, — сказал Генрик, указывая на молодого мужчину, сидящего за рулем.
— Брат? — удивилась Розанна. — Я видела, как они целовались вчера на аллее Рузвельта…
Вскоре на редакционной машине к ним подъехал фоторепортер, и через десять минут они были у Бромберга. На дверях его комнаты висел амбарный замок.
— Этого еще не хватало! — выругался Генрик. — Неужели он куда-нибудь уехал?
Спустился на этаж ниже, постучался и спросил, где Бромберг.
— Тот, что жил на чердаке? Умер. Отравился газом и умер.
— Ничего не понимаю! Как отравился? — недоверчиво переспросила Розанна.
— Он слишком рано принял снотворное, — объяснил сосед. — Заснул, вода в кастрюле закипела, перелилась через край и залила огонь. Позавчера его хоронили. Вы из жилотдела? Понимаете, мы хотим приспособить его каморку под прачечную. Вот бумага, все жильцы уже подписались.
Генрик и Розанна вышли на улицу, отпустили фоторепортера и машину. Они решили немного прогуляться. Вид у Генрика был грустный, точно известие о смерти Бромберга потрясло его. Розанна попыталась отвлечь его от невеселых мыслей:
— Знаешь, Генрик, а золоченая солонка вовсе не работы Челлини. А этот серебряный нож не имеет к Екатерине Медичи никакого отношения. Вензель «ЕМ» — инициалы польской аристократии.
— Серьезно? — удивился Генрик.
— В своих мемуарах Крыжановский ни слова не упоминает о том, что солонка работы Челлини, а нож принадлежал Екатерине Медичи.
— Да как же так? Я своими глазами читал в нашей газете…
— Дело в том, что фрагмент, напечатанный в вашей газете, не соответствует оригиналу. На гранках рукописи, что была у вас, кто-то дописал несколько слов. И про Челлини, и про Медичи…
— Не вижу смысла в такой фальсификации. Пакула уже выяснил, что здесь произошло?
— Нет, Генрик, ведь это несущественно. Главное, что преступник пойман.
Генрик проводил Розанну во двор своего дома, где стояли гаражи. Он открыл дверь одного из них и показал девушке на стоящую внутри машину.
— Темно-зеленая «сирена», — шепнула Розанна.
— Я купил ее позавчера. Заплатил тридцать тысяч наличными, остальное в рассрочку. Если хочешь, можем поехать потанцевать.
Она долго над чем-то размышляла, потом проговорила:
— Ты не сумеешь написать репортаж о своей трости, потому что у тебя нет фотографии Бромберга. А тебе не приходила в голову мысль, что история с палисандровой тросточкой может стать основой для криминального романа?
— Я напишу его, будь уверена, — улыбнулся Генрик. — Только книга эта тебе не понравится. Видишь ли, законы жизни и законы литературы не всегда совпадают.
— Не понимаю. Разве это не будет история о тросточке?
— Да, о тросточке. Но главным действующим лицом в ней будет другой человек.
— Не Скажинский?
— Разве тебе не кажется, что в пережитой нами истории есть несколько неясных мест. В жизни всегда остаются какие-то неясности. Но в романе, особенно криминальном, все должно быть четко и ясно.
— О чем ты, Генрик?
— Ну, хотя бы о той же фальсификации текста. Кроме того, мы не знаем, что стало с деньгами, которые снял с книжки Бутылло. Или откуда у меня средства на покупку машины? Может быть, это деньги Бутылло?
— Перестань валять дурака, Генрик.
— Ничего подобного. В романе на все должен найтись ответ.
— А у тебя уже есть ответ для твоих читателей?
— Вне всякого сомнения.
— Ну тогда скажи мне: кто был главным виновником?