Его стройная фигура быстро пересекла аллею, и любимые нарциссы дольше меня глядели ему вслед распустившимися жёлтыми головами. Зависть этим гордым цветам вихрем пронеслась по венам, а томный их аромат ворвался в лёгкие вместе с глубоким вдохом и тоской, уже поселившейся в душе, из-за грозных ворот, забравших с собой силуэт в тёмной тройке.
Дни стали такими одинаковыми и неотличительными друг от друга, что время останавливалось не на секундной стрелке, а в песочных часах. Зыбучие песчинки были неумолимы, как проносящиеся мимо неуловимые мгновения, а сохраняющиеся в верхней части часов песочины всегда было жаль больше, ведь именно они непрерывно ускользали вниз, теряясь среди ушедших моментов.
Я застыла над недописанным холстом с поднесённой к нему кистью растушеванной тёмно-бурой краской. Этот цвет совершенно не подходил для раскраски букета брошенных на асфальт цветов, но выбрать что-нибудь яркое, например, идеально сочетающийся с моими мыслями об идее этой картины красный не получалось. Рука намеренно избегала касаться броских цветов палитры, а глаза упорно не замечали на ней ничего, кроме серого, чёрного, коричневого и того же тёмно-бурого.
− Возьми красный, − говорит не мой внутренний голос, а голос за моей спиной − сестры.
− Что? − будто непонимающе переспрашиваю у Лизки, а сама надеюсь, что она не задержится около меня и не вынудит меня воспользоваться советом, потому что это слишком трудно для меня, просто невыполнимо. Даст мне в покое дорисовать картину, чтобы и этот рисунок отправился в голодное пламя моей души, разгорающееся не так далеко − за оградой заднего двора.
− Думаю, если ты сделаешь упавшие розы красными, то получится очень эффектно, − по-своему объяснилась она. − Здесь и так много тусклых цветов, девушка в сером, как и туман, в котором рассеивается её маленькая фигурка, асфальт, пожалуй, слишком чёрен, но превратить в красный его было бы неразумно, поэтому остаются только розы. Кстати на чёрном, они будут смотреться очень даже ничего. Может быть, мне заказать такое платье? − добавила она, вслух озвучивая свои посторонние мысли.
− Ты, правда, так думаешь? − обернулась я к сестре, ухватившись за спасательную соломинку, возможно, пытающуюся вытянуть меня из тёмного царства бесцветия.
− Да! Точно тебе говорю, − закивала она мне, присаживаясь на маленькую табуретку рядом. Ей было немного неудобно сделать это с выпирающим животом, и Лиза растянула ноги вперёд, прикрывая их подолом длинного широкого платья.
Я отложила кисть в сторону, пообещав себе, что обязательно возьмусь за неё позже, разведя насыщенный красный, для закраски розовых лепестков.
− У тебя уже довольно большой живот? − вопросительно и дрожа всем телом, произнесла я, пытаясь выдать испуганное лицо за улыбающееся.
− Фуух, седьмой месяц всё-таки, − Лизка погладила живот, со счастливой улыбкой, любовно нахмурила брови в эти радостные мгновения ощущения жизни внутри себя и вновь посмотрела на мою картину. − Какая-то она у тебя совсем безрадостная?
− Эта тема такая, − отмахнулась я, не желая говорить о своей живописи именно сейчас и именно с Лизой. Честно говоря, меня удивило её появление в моей мастерской, и я спросила её об этом, сбивая её с мыслей о тематике своих картин. − Ты никогда не заходила сюда раньше?
− Да, не заходила, − пожала плечами Лиза и откровенно призналась: − Меня не интересует всякое искусство. Просто мама сказала, что ты здесь, а я зашла ненадолго, вот и подумала, что если не приду сама, то увидеть тебя сегодня не получится. − Она улыбнулась немного устало.
− Значит, соскучилась? − поддразнила сестру, прищуривая один глаз и позволяя вновь состриженной косой чёлке упасть на второй.
− Соскучилась, − махнула головой, соглашаясь, но без энтузиазма. − Может, прогуляемся по аллее, а картину ты потом дорисуешь? − предложила Лиза, схватившись за поясницу и подогнув ноги с намерением подняться с низкой табуретки.
− Ладно, −не стала пререкаться я, первой встала с пола, на котором сидела по-турецки и помогла сестре опереться о мою руку.
− Ты сама-то еле держишься! − воскликнула она, рассмеявшись собственной неудачной шутке, но вопреки её ожиданиям я присоединилась к ней собственным громким хохотом, с хорошо замаскированными признаками истерики.
− Пошли уже, гулять! − не выпуская руки сестры из своего локотка, позвала я.
Мы молча прогуливались взад и вперёд по ухоженной дорожке, смотря на цветущие деревья, распространяющие вокруг чудесный аромат, и густым цветом раскрывшиеся нарциссы, горделиво склонившие маленькие головки немного в сторону, словно каждый раз отворачиваясь от нас.
− Зачем было усаживать весь сад этими противными жёлтыми цветами? − раздражилась Лизка, передёргивая лицо, а я улыбнулась, но предпочла не отвечать на её риторический вопрос. Вместо этого я спросила о её муже:
− А где Толя? Он приехал с тобой?
− Нет, ты что?! У него же работа, столько заказов и всё на нём одном держится, − она глубоко вздохнула, ещё раз огладив живот свободной рукой, вынуждая меня отвернуться от этого зрелища.
− Понятно, − я помедлила, прежде чем решилась на вопрос, − Вы уже придумали, как назовёте малышку?
− Нет ещё. Толя каждый вечер, перед сном углубляется в справочник и зачитывает вслух для меня все женские имена, показавшиеся ему «достойными». − Лиза состроила гримасу в стиле «эх, мужчины!» тёти Тани и посмотрела на меня.
− И тебе ни одно не нравится? − запинаясь, спросила я, будто не заметив, как веселит её даже сам рассказ о каждодневных изысканиях мужа.
− Нет, почему же? Некоторые смотрятся действительно симпатично, но, в конце концов, меня одолевают мысли, что все они какие-то несуразные.
− Понятно, − ещё раз выдохнула я. − А как насчёт простенькой Маши или Светы?
− Ни за что! − горячо запротестовала Лизка. − Мою дочь, − она выделила местоимение ударением, − так звать не будут! − Это было категорично, но не убедительно.
− Почему? − постаралась удивиться я, не забывая об экспрессивном характере сестры.
− Ну, Мира! Ну что ты?! В самом деле?! Это же так просто! Это слишком просто! − возмущалась Лизка, решительно отметая идею с «простыми именами».
− А как тебе Владамира? − я честно не хотела произносить этого, честно. Просто можно же было хоть на одно мгновение обмануть себя и поверить, что внутри не горит огонёк не раз предавшей меня надежды на то, что Лиза согласится.
− Вот! − воскликнула она, подпитывая осколочки химеры в моей душе, ещё на одно целое мгновение. − Ещё одно несуразное имя! − и прошлые дребезги превратились в пыль, оседая на острых лепестках немых нарциссов, не плачущих.
− Я уверена, вы что-нибудь обязательно придумаете, − слова каким-то чужеродным голосом вырвавшиеся из какого-то чужого горла, с каких-то иных, не моих губ сорвавшиеся. − Иди в дом, прохладно. И я пойду… дорисую кровавые розы…
ВЛАД.
Эта ночь изменила всё? Нет, всё осталось по-прежнему. Она согласилась с выдуманным мной оправданием её желания почувствовать меня рядом ещё однажды, и я потворствовал ей. Я ждал. Наверное, нужно было ещё немного. Времени?
− Владислав Сергеевич, можно? − несмело заглянул в кабинет Максим, просовывая в проём двери свою голову.
Я хотел было связаться с Настей, почему она не оповещает меня о посетителях, но мой заместитель, уже полностью материализовавшийся передо мной, вступился за секретаршу.
− Я сам попросил Настю не докладывать обо мне, − выговорил он сухо и деловито. Не дождавшись разрешения, как сделал бы это в обычный день, присел на краешек ближайшего кресла, перед этим протянув через стол ко мне лист бумаги.
− Что это? − недоумевая, спросил я, чуть приподняв брови.
− Заявление об уходе, − глядя в пол, не виновато, нет, флегматично, буквально утопая в собственном спокойствии, чётко произнёс вице-президент моей компании, желающий получить приставку экс к своему статусу.
− И что это значит? − не понял я. − Неужели наши конкуренты переманили моего заместителя обещанием кресла гендира? − как бы сильно я не доверял своим сотрудникам и людям вообще, я им не верил, поэтому тон мой исключал вероятность неудачной шутки.