− С точки зрения медицины, − присел на край кровати, не утруждаясь перестановкой кресел.
− Не смешно, − но улыбка её стала шире и светлее.
− Знаю. У тебя всё в норме?
− Не знаю, − она пожала плечами, − мне отсюда не видно монитора этой громоздкой штуки. Мы снова рассмеялись вместе, я начал водить большим пальцем по середине её ладони.
− Мы уедем, как только тебе станет лучше, − прошептал, рассматривая скучный узор на простынях.
− Влад, ты должен быть готов к… − она не договорила фразу, которую Олег пытался сказать мне ранее, я наклонился и поцеловал её.
− Замолчи…
Снова шёпот, я не знал почему у меня не получается сказать что-то громче бормотания, но сейчас я закрыл глаза и говорил тихо-тихо. Наши ресницы сталкивались друг с другом, как острые мечи на поле боя, ласковое трепетание Мириных щекотало мои щёки. Что чувствовала она?
− Мы вернёмся через полгода, поняла? И запомни, мы не едем развлекаться, − снова её смех и мой облегчённый выдох. − Ты говорила с матерью?
− Нет, почти нет. Наверное, таким образом она оберегает меня от себя самой, но этот разговор всё равно состоится. − Я кивнул, отстраняясь.
− Она ушла?
− Нет, пошла встречать Лизу.
− Мне нужно кое-что уладить на работе. Ты не возражаешь, если я отлучусь ненадолго?
− Конечно, нет. О чём ты говоришь! Я же никуда не денусь отсюда, разве что меня переведут в другую палату.
− Хорошо. Тогда я постараюсь расправиться со всем поскорее. − Я поцеловал её в подставленную щёку и осторожно вышел из палаты.
Навстречу ко мне шли мать с дочерью − тётя Нина с Лизой: женщина при виде меня вздрогнула и поспешно отвела взгляд, а Лизка бросилась в мои объятия и рубашка мгновенно пропиталась её слезами.
− Влад! Как же это может быть правдой? Почему это происходит с нашей сестрёнкой? − плакала она, а я гладил её вздрагивающую спину.
− Не плачь так возле неё, ладно? Ей будет неприятно. − Лиза стала размазывать слёзы по щекам, а Нина Максимовна ожесточённо смотрела на меня всё время, пока я говорил.
− Ладно. Да. Хорошо. Ты прав, − глубоко вдохнув и выдохнув несколько раз, решительно проговорила Лиза, соглашаясь, а тётя Нина уже шла прочь от меня.
Мы распрощались, и я продолжил свой прерванный путь.
Первой, кого я встретил в приёмной, была Катя, ничего не оставалось, как только пригласить её в свой кабинет, проходя мимо, она намеренно подмигнула моей секретарше. Настя раскрыла рот от удивления, а я неодобрительно покачал головой.
− Присаживайся, − предложил, что ещё можно сказать, я не знал. − Хочешь выпить?
− Нет, спасибо, − отмахнулась она.
− А я бы не отказался.
− Я заметила, − вопросительно воззрился на неё. − В последнюю нашу встречу. Помнишь?
− Ах, ты о том вечере. − Я не стал вдаваться в объяснения и, подключив флэшку к компьютеру начал перебирать клавиатуру пальцами, просматривая скопившуюся документацию. − Ты что-то хотела? − мимолётно спросил я, у безмолвной девушки в кресле, а когда я посмотрел в её сторону, то заметил, как неотрывно она следит за мной. − Катя?
− А? Что?
− Ты что-то хотела?
− Нет. То есть да. Я пришла отдать приглашение на свадьбу, − и она извлекла из миниатюрной сумочки небольшой конвертик в виде сердца ярко-алого цвета.
− Двадцать пятого мая? Это на следующей неделе?
Она только коротко кивнула.
− Прости. У меня, наверное, не получится, − с сожалением признался, мысленно, уже заказывая билеты на самолёт, сразу же отметая эту мысль и обдумывая вариант с заказным рейсом.
− Снова твоя таинственная возлюбленная? − поджимая губы, спросила Катя, делая один шаг назад от моего стола.
− Что? Нет… да. Дело не в этом. Я улетаю… раньше. С сестрой…
− Ага. Ну, да ладно. Ничего, − она улыбнулась, не разжимая тонкой полоски губ, и сделала ещё один шаг в сторону выхода. − Передавай привет… сестре.
Я кивнул, когда она вышла.
− Павел Дмитриевич?
− Слушаю вас, Владислав Сергеевич.
− Можно устроить мне встречу с Демидовым?
− Конечно.
====== Глава 52 ======
МИРА.
Мы улетели через два дня после моей официальной выписки из больницы, но до этого я всё-таки успела поговорить с мамой о Владе, о нас с ним. Я так хотела, чтобы она поняла меня, но разве можно было понять то, что было между мной и братом? Я просила слишком многого.
− Проходи, − не отрываясь от белоснежного холста, попросила войти маму.
− Ты рисуешь? − спросила она, боязливо присаживаясь на кровать за моей спиной.
Я сложила ноги перед собой, обхватив колени руками и положив на них голову, я задумалась о своём, не отвечая на мамин вопрос.
− Знаешь, какая самая красивая картина для художника? И любимая?
− Какая же?
− Чистый лист, − я обернулась к матери и наконец, посмотрела ей в глаза.
− Да? А почему? − спросила она, плохо скрывая непонимание этого разговора со мной о моей привязанности к искусству.
− Потому что белоснежный холст, к которому не успела прикоснуться кисть художника, это ещё не начавшаяся история, ещё не начатая новая жизнь. Эта целая палитра красок, которая постепенно разукрасит эту жизнь, осторожно напишет свою историю, каждый раз новую, каждый раз неповторимую.
− Доченька… − срывающимся голосом пробормотала мама, прикрывая задрожавшие губы ладонью.
− У меня может больше никогда не быть этого чистого листа. Понимаешь?
− Не говори так, Мирочка. Всё должно наладиться. Мы обязательно вылечим тебя, − она начала всхлипывать и задыхаться.
Я отчаянно покачала головой. Моя мать смотрела на меня с прежней жалостью, в её материнском сердце не было презрения для собственной больной дочери, всё своё отвращение к открывшейся правде она выплеснула на брата.
− Даже если и так, − уступила я, перестав разрывать ей сердце другой правдой о считанных на пальцах месяцах моей жизни. − Я хотела поговорить с тобой о нас с братом.
Щёки её загорелись багрянцем, слёзы высохли, и она вытерла последние их следы, двумя руками смахнув со щёк.
− Ты не виновата, − уверенно заявила она, взойдя на путь заступничества моей поруганной чести. Я усмехнулась, получилось весьма невесело, мои руки по-прежнему удерживали колени, прижатыми высоко к груди.
− Здесь нет виноватых, мам. Никто не виноват в том, что мы с Владом полюбили друг друга сильнее, чем это было нам позволено. − Мама вздрогнула от моих слов, и я поняла, что Влад сказал ей то же самое.
− Сколько продолжается ваша связь? − выплюнула она мне этот вопрос, не смотря мне в лицо.
− Год, − без запинки ответила я. Мама задохнулась и распахнула глаза, пытаясь совладать с эмоциями.
− Он совратил тебя. − Она неверяще качала головой и потирала свои больные колени, отказываясь меня выслушать.
− Мам…
− Принудил.
− Мам…
− Я расскажу всё твоему отцу. − Она с нескрываемым ужасом посмотрела мне прямо в глаза.
− Не надо. Пожалуйста… Ради меня. Он, правда, не виноват. Если тебе непременно нужен виновник, вини меня.
− Что ты доченька! − она схватилась за мои руки. − Как же я могу тебя винить в чём-то?!
− Прекрати, мама, пожалуйста! Влад любит меня так, как никто и никогда не сможет полюбить. Ты даже не стараешься понять меня. Раз так, просто не говори отцу, хорошо?
Она снова задрожала от накативших слёз, отпустила меня и заплакала, уже не таясь.
− Недавно мы потеряли ребёнка, − я не знаю, зачем я сказала ей об этом, боль от потери сына до сих пор жгла меня изнутри и говорить об этом человеку, который видит в нас с Владом один лишь грех, было вдвойне мучительно, пусть этим человеком и была моя собственная мать.
− Не смотри на меня так, − осуждающе бросила я, опуская голову на колени. Даже не видя её, я знала, что ключевым в моём признании для неё была не потеря малыша, а само его греховное зачатие. − Влад подписал все бумаги согласия на аборт, чтобы спасти мне жизнь, − голос мой срывался, то повышаясь, то понижаясь.
− Где я могла так ошибиться? Что я сделала не так, что Господь наказывает меня таким образом. Почему разрешает моей дочери погрязнуть в грехе? − причитала она, раскачиваясь взад-вперёд на моей кровати.
− Не разрешает, − пробормотала я, неосознанно желая, чтобы мама меня услышала. − Поэтому отправляет меня в ад. Очень скоро я буду там, в искуплении.