Не помню, кто ответил мне, что говорила я, тоже не помню, упала или съехала со стула, но очнулась я на своей кровати, окна закрыты, меня ощупывает какой-то посторонний мужчина в белом халате – врач, проскальзывает мысль, и я отворачиваю голову с привычной неприязнью во взгляде. Избавление не приходит, по другую сторону находится ещё один спаситель в белом одеянии – женщина, вероятно медсестра или фельдшер, они замечают, что я пришла в себя, и спешат узнать причину моего обморока, перед тем как начать тыкать в меня иголками и вливать всякую гадость. Конечно же, они сделают электрокардиограмму, сколько же раз за свою жизнь я проходила эту безболезненную, но столь ненавистную процедуру. К моменту, как в комнате послышался человеческий голос, всё-таки мужчина – врач решился заговорить со мной первым, моё раздражение выросло, растормошив сознание и проясняя зрение.
- Девочка, вот ты и проснулась, – очень мягко заговорил врач, несомненно, я годилась ему в дочери, и на вид он был довольно добродушный, а я на него так взъелась, – как себя чувствуешь? – продолжал он с доброй улыбкой, совсем не торопя меня с ответом. За мою немаленькую историю болезни я повидала много всяких «докторов» и ВРАЧЕЙ, поэтому этот дяденька мне даже начал нравиться.
- Спасибо, я в порядке, – ответила врачу, делая лицо попроще. Я знала, что мой вид говорит об обратном, но ведь они должны были признать то, что я пришла в сознание – прогресс.
- Дорогая, может, ты нам расскажешь, что с тобой случилось? – это уже заговорила женщина, я повернулась к ней и только теперь заметила, что с ними был ещё и молодой паренёк, аспирант, скорее всего. У всех у них были бэйджи с именами, но в глазах ещё не настолько прояснилось, чтобы попытаться прочитать их, да и не собиралась я утруждать себя.
- Ничего особенного, я просто потеряла сознание, когда сердце зашалило, – сущую правду ответила я.
- И часто с тобой такое случается? – включился в игру «задай вопрос больному» милый паренёк.
- С четырёх лет часто, до этого я просто себя не помню, – продолжала я глаголить правду своим спасителям. Тем временем, женщина прикрепила к моим лодыжкам и запястьям липкие приспособления, чтобы сделать электрокардиограмму, я не сопротивлялась, а смысл, скорая уже приехала, значит, родители и так скоро будут в курсе, так что шокирую я или нет этих интеллигентных людей, мне безразлично.
Реакцию на моё правдивое заявление я предугадала, парень обомлел, он же не привык сталкиваться с такими «больными» больными, а вот женщина и добрый дядечка лишь одновременно помотали головами с абсолютно отрешёнными выражениями лиц.
А вот сейчас их лица тоже вытянулись, ожидаемо, моя кардиограмма ещё никого не оставляла равнодушным, они даже могут грешным делом подумать что их аппарат сломан, но конечно же ошибки нет, ну и что если мой кардиорисунок говорит, что сердце больной принадлежит семидесятилетней старухе, и с таким живут, я и живу. Не обращая внимания на мой издевательский вид и недоумённый взгляд паренька, да, видно парень не получит золотой медали, «взрослые врачи» тщательно изучали замысловатые крючки на миллиметровой бумаге, временами затемнённые, местами оборвавшиеся. Чувствую, сейчас они посовещаются и примут решение провести повторную диагностику.
- Не надо, – предупреждая их действия, сообщаю свой вердикт, – всё правильно. – Три пары глаз уставились на беспомощную меня, лежащую беззащитно в кровати в роли больной. – Вижу, за полгода ничего особо не поменялось, – продолжаю проявлять свою врачебную компетентность, что скоро должно подействовать на медицинских работников, и они начнут раздражаться и сокрушаться на несносную девчонку с вздорным характером.
- Простите, – это взыграла во мне совесть, напоминая в очередной раз, что эти «врачи» ничего плохого мне пока не сделали. – Всё действительно в порядке, просто после приступа моя кардиограмма всегда выходит не очень, поэтому не надо ничего переделывать, к тому же, я принимала, сегодня таблетки, возможно, это тоже повлияло. – Как обычно они закивали, молча, соглашаясь с моим глупым предположением, а что им ещё делать, меня надо лечить – это однозначно, а они не обязаны этим заниматься, они привели меня в чувство, поставили капельницу, теперь соберутся госпитализировать, я не позволю, они поохают да и уедут на очередной вызов. Спасибо им конечно, но такое случалось со мной множество количество раз, всех не упомнишь и не возблагодаришь, поэтому не стоит заострять внимание на проходящих персонажах моих будничных дней, нужно запастись памятью для меня по-настоящему важных людях.
- Кого надо предупредить о том, что тебя забрали в больницу? – признаться ожидаемый вопрос.
- Никого, сейчас приедет Влад, – я почему-то в этом не сомневалась и звонила я, в последний раз, кажется ему, хотя и не была в этом абсолютно уверена. Медицинский персонал снова замолк, посчитав, что будет обсуждать мою госпитализацию с моим братом, но я не собиралась отправляться в клинику на машине скорой помощи, бесчестно, но уверена, что Влад не будет мне перечить.
На короткое время в комнате повисла умиротворяющая меня тишина, которая однозначно была угнетающей для моих спасателей, благо после моих слов не прошло слишком много времени, как появился мой брат. Ожидаемо, но всё-таки сердце пропустило удар от его бурной реакции на моё горизонтальное положение в кровати, и я знала, что это не потому, что мой кровеносный мотор не справляется со своими прямыми обязанностями, просто меня действительно сильно обрадовало, что он смог придти. Теперь я не чувствовала себя настолько одинокой.
- Ты пришёл, – само собой вырвалось у меня с облегчением, мне было приятно чувствовать его разгорячённое лицо на своём животе, в который он прерывисто дышал, Влад очень спешил, наверное. Это было немного странно, мы не росли вместе, и я ненавидела его со дня узнавания о его существовании, а теперь с каждым уходящим днём, я нуждаюсь в нём всё больше и в такие моменты, как сейчас, эта нужда становится особенно острой.
Он ничего не ответил мне, нехотя поднимая голову, всё ещё не сказав ни слова, только не отрывая от меня своего обеспокоенного взгляда, встал и отправился в другую комнату с врачом. Они не пробыли там долго, но теперь, когда я знала, что Влад пришёл, мне не хотелось, чтобы он был так далеко от меня, казалось, что только брат может заполнить ту пустоту, которая непременно образовалась внутри меня, холод, который жгуче зимнего мороза за окном, рассеется только от его утешающих объятий. Я даже не заметила, что паренёк из скорой пытается со мной разговаривать, отсчитывая время, тянущееся невыносимо медленно. Меня смогла отвлечь медсестра, она стала снимать капельницу, о которой я благополучно успела забыть. Мальчишка снова попытался привлечь моё внимание, нисколько не обидевшись, что до этого я проигнорировала его безобидный порыв.
- Ты не соврала, когда сказала, что не боишься уколов, – искренне порадовался моей храбрости парень, до сих пор не могла разобрать его имени на бэйджике.
- Мирослава, действительно очень славная, – и медсестра после продолжительного молчания подала голос, странно не помню, чтобы называла им своё имя. Чтобы не выглядеть колючкой я улыбнулась в ответ на улыбку парня, замечая, что губы медсестры тоже расползаются в противоположные стороны, привычное, но не до конца осознанное чувство стало пробираться мне под кожу. Отводя взгляд от приторно улыбающихся мне людей, увидела вернувшихся с разговора тет-а-тет, брата и пожилого врача, как и ожидалось, престарелый доктор тоже улыбался мне во всю широту своих дряблых щёк, а неосознанное чувство успело полностью оформиться и получить своё название, нервно покалывая всё тело. Неприязнь, обидно, но я чувствовала к этим людям привычную для меня неприязнь, как ответную реакцию на их жалость, меня раздавливало это чувство жалости, сочащееся из их улыбок. Зачем? Зачем они все это делают? Зачем эти люди, которые видят меня единственный раз, и которые забудут обо мне до конца сегодняшнего дня, пытаются проявить ко мне сочувствие, медленно перетекающее в ненавистное чувство жалости. Одной мысли об этом хватает, чтобы вспомнить идентичные лица моих родителей и сестры, которые мне приходится наблюдать на протяжении всей жизни с того момента, как мне доходчиво объяснили чем же я всё-таки отличаюсь от нормальных детей. Это больно, видеть, как тебя жалеют, бессознательно втаптывая в пучину отчаяния, из которой ты тщетно пытаешься вырваться, но тебе никто не желает помогать, потому, что они все тебя жалеют, с нескончаемым желанием борются за твою телесную жизнь, обрекая душу на мёртвое существование.