Кафельный пол, наверное, был неприятно холодным в зимнее время года, водяные брызги, без устали орошавшие моё лицо и правую руку − колючие и агрессивные, а терпеливый свет сберегательной лампы неуступчиво слепил веки − сейчас я им была благодарна. Первая тревога, когда сознание ко мне вернулось, была за ребёнка, ни в чём не повинного, даже в том, что его мама не может позаботиться о его здоровье. Рука, затёкшая в неправильном положении, больно ударилась о край ванны, прежде чем потянуться к холодному, неприкрытому животу и почувствовать исходившее изнутри тепло, тепло принадлежащее маленькому беззащитному комочку, который живёт во мне и должен жить после меня. Я не пыталась подняться, не думала о ноющей боли в затылке вызванной падением, не тревожилась за сердце, приплясывающее чечётку в моей груди: то бешено колотящееся, то смиренно переводящее дух, почти совсем неслышное. Я поглаживала свой живот, успокаивая маленького, успокаивая слёзы − солёные, смешивающиеся с пресными каплями душа.
На этот раз всё обошлось: я пришла в себя самостоятельно, поэтому Влад ничего не узнает. И это осознание вернуло мне сдавленное дыхание, и мочь моим затвердевшим конечностям. Я с трудом заставила ноги выпрямиться, вставая, вцепившись обеими руками в край ванны, и переступила за бортик, чтобы снова лечь, только теперь добровольно. О принятии душа не было и речи, но с чувством, словно тело моё претерпело на себе функцию отжима в стиральной машине или, по крайней мере, меня точно прокрутили через мясорубку, я растянулась в ванне, не потрудившись заполнить её. Вода из душа обильно смачивала мои волосы и лицо, милостиво стекая по телу мелкими ручейками и этого было достаточно, чтобы оставаться в сознании и не уснуть.
Спустя какое-то время, немного пришедшая в себя, я осторожно выбралась из воды, не на минуту не отказываясь от опоры в виде стен и бортиков, пошатываясь, обмоталась полотенцем, едва разлепляя тяжелеющие от болезненной усталости веки, погасила свет и прошла в спальню, всё так же пользуясь безмолвной поддержкой стен и кроватных тумбочек. Я буквально упала на кровать, неуклюже закутываясь в одеяло, не заботясь о влажных, с капающими холодными дождинками на вздрагивающую шею волосах. Через полчаса, пятнадцать минут, минуту, час, всю ночь или только одно мгновение я провалилась в темноту, на этот раз благосклонно оказавшуюся всего лишь спасительным сном.
− Тшш, − шептал родной голос, окутывающий меня теплом и покоем. Жаркие руки осторожно вытащили из-под меня неудобный комок, смутно напоминающий полотенце, а потом и подушку с мокрой насквозь наволочкой, аккуратно придерживая мою шею, пока на её месте не оказалась другая − сухая и мягкая. Одеяло, свёрнутое в узел было выправлено, а я укрыта им по самый подбородок, под ним полностью обнажённая и дрожащая.
− Ляг со мной, − прохрипела я, уже полностью проснувшаяся и часто моргающая при приглушённом свете настольной лампы.
Мне не ответили, капризные складочки хмурости не хотели покидать безупречный лоб брата, отчего я поняла, что он сердиться. Он сидел, подмяв под себя длинные ноги, и методично высушивал мои волосы подогретым полотенцем. Голова моя слегка раскачивалась на подушке, а я не отрывала глаз от любимого, терпеливо ожидая, когда он заговорит со мной.
Моя рука сама собой выпросталась из одеяла, и я потянулась к его щеке, желая сначала только дотронуться до него, а потом незаметно добраться до суровых морщинок, чтобы прогнать их с его лица.
− Лежи спокойно, − грозным шёпотом предостерегли меня, но я не отступила от намеченного плана, и когда моя рука, наконец, коснулась его гладкой и тёплой щеки, я увидела, что пусть и на краткий миг, но глаза Влада сомкнулись от наслаждения. Он вздохнул.
− Ты совершенно не можешь о себе позаботиться, − сказал это с укором и мальчишеской обидой в голосе.
Я покачала головой, начав улыбаться:
− Зачем? У меня есть ты.
− Да. У тебя есть я. Но вдруг я бы не пришёл, и тогда утром ты проснулась с головной болью, температурой и ненужной в твоём положении простудой.
− Но ты ведь пришёл, − задрав голову, я посмотрела ему прямо в глаза, серьёзно и без улыбки и едва преодолела желание снова дотронуться до его красивого лица.
− Ми-ра! − разделил на слоги моё имя и тяжело выдохнул, перестав пререкаться и снова погрузившись в перебирание моих прядей. Я предпочла бы, чтобы вместо полотенца, мои волосы ласкали его пальцы, умеющие преподнести мне блаженство так же легко, как подарить умиротворение.
− Когда же ты закончишь? − пробубнила я, недовольно ёрзая под одеялом.
− Спи. Если хочешь, я могу погасить лампу.
− Нет. Я хочу, чтобы ты лёг рядом.
− Не капризничай. Тебе не идёт.
− А ты, значит, уже успел прочитать свою книгу?
− Которую ты мне подарила вчера?
− Ага.
− Которая называется «Как стать самым лучшим папой на свете?»
− Ага.
− Даже не открывал.
− Бука. − Я надула губы, всё равно, если он этого не видит, и услышала весёлую улыбку, освещённую слабым светом.
− Не дуй губки, а то…
− Тебе не идёт, − угрюмо закончила его фразу, пытаясь отвернуться. Руки его ненадолго прекратили теребить мои волосы, и пальцы сомкнулись на моём подбородке, обиженно подтянутом вверх.
− Нет. А то мне хочется их поцеловать, − зашептал он, даря мне сверкающий взгляд своих сливающихся с ночью глаз.
Я громко вздохнула:
− Поцелуй.
− Не могу. Нужно высушить твои волосы.
Я высвободилась и приподнялась на постели, не заботясь о сползшем с обнажённой груди одеяле, и выключила лампу, а затем пробурчав:
− Спокойной ночи, тогда! − улеглась обратно, плотно зажмурив глаза, чтобы не возникло искушение взглянуть на брата.
− Спокойной ночи, − ласково прошептал он, наклонился и поцеловал меня в нахмуренный лоб. Я не открыла глаз, но расслабилась и неприлично быстро погрузилась в сон, пропустив момент ещё одного поцелуя в лоб, ощущения заботливо поправляющих одеяло рук, и почти бесшумного покидания моей комнаты моим возлюбленным… братом.
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.rulit.me
====== Глава 41 ======
МИРА.
После столь убедительного театрального сеанса и заверений брата, что мы с ним можем помириться исключительно при условии совместного посещения национальной галереи, родители не стали возражать против того, что Влад заберёт меня с собой, и мы сначала заедем к нему на фирму.
У Татьяны Львовны не было новогодних каникул, но заслуженный выходной выпал именно на сегодня, поэтому мама была по собственному желанию загружена приготовлениями обеда и ужина (на который была приглашена чета молодожёнов). А отец, сетовавший на скуку и отсутствие мужской компании, с самого утра крутился под ногами жены, выспрашивая для себя хоть какую работёнку, попутно строил гримасы, недовольный перспективой очистки овощей и мытьём посуды.
Влад терпеливо ждал, когда я застегну дублёнку, купленную им для меня, но пока ни разу не надетую (видимо я ждала особого случая, а сегодняшнее свидание идеально подходило под описание «особое»).
Его пытливые глаза оглядели меня сверху донизу, желваки на его скулах сексуально подёргивались, вымогая у моих губ непрошеную улыбку.
− Ладно, пап, мы ушли! − крикнула я родителям, спешно хлопая входной дверью.
− Могла бы попрощаться, как следует, мы никуда не опаздываем, − отчитал меня Влад, открывая передо мной переднюю пассажирскую дверь железной громилы.
− Знаю. Просто не хотелось ещё раз прослушивать лекцию о правильном поведении девушки с парнем, с которым у неё состоялось единственное свидание. Вчера. − Я многозначительно улыбнулась брату, напомнив о Максе, безвинно поучаствовавшем в нашем заговоре, и наблюдала, как быстро нахмурились и разгладились на лице любимого морщинки во время его кропотливого пристёгивания моего ремня безопасности.
− Спасибо. Я прекрасно выспалась сегодняшней ночью, − пробормотала, нежно коснувшись его гладкой щеки. − И не заболела. − Я улыбнулась, он прищурился.
− Ты мне должна, − покончив с ремнём, заявил Влад, переключив внимание на вождение автомобиля.