− Сейчас происходит то же самое, Олег. Она всегда остаётся напряжённой и замкнутой. Она оберегает меня от самой себя, понимаешь?
− О чём ты?
− Я боюсь, что она любит слишком сильно меня, и слишком мало себя саму.
Олег был прекрасным слушателем и исключительно непретенциозным другом, он не держал на меня зла, что я грубо пользуюсь его временем по своему усмотрению, игнорируя остальные включающие аспекты дружбы. Он вскоре покинул меня ради своей любимой работы, сбежав на дежурство, а я позволил себе поколесить по ночному городу, превышая скорость и забредая в пустынные улочки, в которых не очищенным остался прошлогодний снег.
Яркие огни столицы не трогали мой глаз, а мороз, пришедший в сговор с распутной ночью и всё набирающий силу, не леденил кровь, мысли строились в безупречный ряд и рассеивались растленным хаосом, но шины уже плавно скользили по голому асфальту аллеи в раскрытые ворота дома. Свет в окнах был погашен, а тишина ночи успела запеленать посторонние звуки, я погасил фары, пробираясь в гараж и без всякой причины идти в спящий дом, притулился лбом в обездвиженный руль.
Вопрос, почему же я остался трезвым, не смотря на все мои попытки стереть дилеммы алкоголем, растягивал губы в ехидной усмешке и прикрыл глаза перед открывающимся ответом. Тихий стук в боковое стекло должен был разбудить меня, даже если бы мне пришлось уснуть в этом неудобном положении, но заранее зная нарушителя моего самоедства в лицо, я неохотно спустил окно, позволяя пробиться ко мне сладкому голосу.
− Пошли в дом? − её голос прозвучал несмелым вопросом, и я заставил себя взглянуть ей в глаза. Мире лучше было спать в такое позднее время, но она почему-то предпочла дождаться меня. Она ставила на первое место меня, ни во что не оценивая собственную значимость. Она ошибалась. Так часто. Я открыл дверцу и вышел к ней, приваливаясь к машине и утягивая в объятия сестру.
− Почему ты до сих пор не спишь? − хриплым шёпотом прошёлся по её волосам.
− Мне не спится, когда тебя нет рядом, − простодушно заявила она, пытаясь поднять головку и посмотреть на меня.
− Прекрати изводить себя из-за меня, − чуть жёстче, чем мне хотелось бы, сказал ей в глаза.
− Ты сказал, что не злишься, − напомнила она, прижимаясь ко мне крепче, словно боясь, что я оттолкну её в следующее мгновение. Стало не по себе от мысли, что она может усомниться в моих словах.
− И я не злюсь, − повторил я. − Верь мне.
− Я люблю тебя, − произнесла она, дотягиваясь до моих губ, которые начали дрожать от её признания и от правды, которую она пыталась спрятать за эти три слова.
− Больше, чем я этого заслуживаю, − не в силах удержаться и поэтому, немедленно целуя её, ответил в коротком отрыве от нежного поцелуя.
− Неет, − простонала она. − Гораздо меньше, чем ты меня, − она улыбнулась мне в губы, опуская покрывала ресниц на глаза искристого шампанского и обхватила мою шею.
− Хочу отнести тебя в комнату на руках, − пробормотал ей во впадинку на шее, теснее зарываясь носом в её неповторимый цитрусовый аромат с горьким привкусом мяты.
− Тогда не отказывай себе в своих желаниях, − шепнула она мне в ухо, вмиг заставив покрыться мурашками незащищённую кожу.
− А родители?
− И Лиза с Толей, − приправила она, добавляя: − Остались у нас.
− Не получится?
− Можешь сказать, что нашёл меня в коридоре, − неудачно пошутила она, руки мои сжались на её талии слишком крепко, чтобы она не почувствовала моего напряжения. − Прости, − понизила голос, извиняясь. И я взял её на руки, не желая думать о следующем шаге: я мог позволить себе носить свою любимую женщину на руках.
Она расстёгивала крохотные пуговицы моей рубашки маленькими пальчиками, пока я медленно шёл к её спальне, нежно удерживая её на своих руках, почти невесомую из-за небольшого роста и детской худощавости.
Положил её на кровать, отогнув край одеяла, ненадолго нависая над ней, опираясь одной ногой в ворс ковра, а другой продавливая пружину кровати. Никакого призрака света не мерцало в окне, напоминая о предрассветной темени, глубоко утопающей в ночь, а мои глаза сверкали от ощущения каждой чёрточки её лица, восстающего перед даже зажмуренными глазами.
− Останься со мной, − прошептали её губы, едва пошевелившись на моей щеке, когда я слегка наклонился для ночного, сестринского её поцелуя.
− Это очень плохая идея, − не сдвигаясь и не делая даже таких бесполезных попыток, ответил я.
− Я буду не очень шумной, − соблазняла она меня своим тихим голоском.
Не снимая с себя одежды и всё ещё оставаясь в уличном пальто, забрался под одеяло рядом со своей девочкой, уговаривая себя, что не задержусь надолго, останусь только, пока она не уснёт.
− Тебе будет не совсем удобно в этом ворохе, − бормотала Мира, потихоньку оккупируя территорию пуговиц, расстёгивая их медленно и аккуратно, а затем, принимаясь стаскивать с меня и рубашку с джинсами, всё так же оставаясь лежащей на боку с невинными глазами и ровным дыханием. В то время как меня уже успела завести не на шутку, выбрасывая остатки моих вещей ногой из-под одеяла.
Из вселенской несправедливости я находился под одеялом сестры абсолютно обнажённый, но по-монашески закутанный в тёплый плед. А Мира была в смешной, но до скрежета зубов в возбуждающей пижаме с мелкими поросятами, длинные рукава которой скрывали от меня даже нежные запястья любимой. Я глубоко выдохнул, выпрастывая ладони из-под одеяла и закрывая ими веки, норовящие раскрыть мои жаждущие смотреть на Мирино тело глаза.
− Не смей отворачиваться от меня! − пригрозили шаловливые губы, избавляя меня и от защиты одеяла. Мне стало интересно взглянуть в глаза сестры, так виртуозно глумящейся над моим желанием, но блеск её глаз неведомо различимый мной в царственной тьме захватил мой дух и я склонил голову набок, наблюдая за двумя светлыми огоньками в отражающихся зеркалах её глаз.
Мира потянулась через меня, включая лампу на тумбочке, и я только глотнул ещё больше воздуха, потому что меня умели свести с ума одни эти глаза, а она уже оседлала мои бёдра, целомудренно устроившись на них, как на детсадовском стульчике. И снова вдох-выдох, вдох-выдох, главное не забывать, что нужно ещё и дышать.
Она рывком высвободилась от верха своей пижамы, не дав вначале даже дотронуться до себя. Двумя пальцами оттянула резинку штанов приподнялась на колени и спустила и их, всё так не разрешая мне прикоснуться к себе. И только я решил нарушить запрет на прикосновения, как моя лесная ведьма накрылась одеялом с головой, как в лагерную палатку продвигаясь выше по моим ногам.
− Что ты творишь? − сипло и надсадно прохрипел я, желая вновь спрятать глаза за широкими ладонями.
− Обещаешь, что не будешь шуметь? − вымогательница! − И прекрати не смотреть на меня!
− Мирра!
− Скажи!
− Не знаю… Нет… Я постараюсь. Да! Чёрт возьми! Обещаю!
− Хорошо. Только это я… тебя возьму…− успела пробормотать она, склоняясь к моему разгорячённому лицу. Я уже опрокинул её на спину, забираясь сверху с нечеловеческим рыком, а она насмешливо провела по моей щеке горячей ладонью и нашептала губами:
− Ты обещал не шуметь.
МИРА.
− Доброе утро, − сказала я, проходя в гостиную, одетая в синюю рубашку мужского кроя и юбку того же цвета ниже колен с колготками в мелкую сеточку. Такого рода преображения были приготовлены для деловой встречи с зарубежными спонсорами, которую устраивала для меня Инга, а значит, я не имела права её пропустить, потому что не могла её подставить. Не после того, что она для меня сделала.
− Привет соня! − звонко поприветствовала меня Лизка и традиционно чмокнула меня в щёку. Мелкая дрожь обдала прохладой напряжённую спину − Влад шёл вслед за мной.
− Почему это я − соня? − удивилась, но не обиделась я, раздумывая над тем, что нужно было заглянуть в кухню, чтобы поздороваться с тётей Таней.
− Ну хочешь, могу назвать тебя лунатичкой? − огорошила меня сестра, протягивая салфетку своему мужу. Отец негласно присоединился к нашей пикировке, отрывая взгляд от спортивного канала с вещанием о соревнованиях по биатлону. − Представляете, спускаюсь по лестнице под утро водички попить, а Мирка песенки распевает вовсю. Я сначала порывалась разбудить ее, постучав в дверь, но потом передумала. Где-то слышала, что нельзя так делать. − Лиза громко расхохоталась полностью довольная собой, а внутри меня разве что буря не бушевала. Руки мои мелко тряслись, я прятала их под скатертью, отчаянно желая, чтобы этот нервный озноб согрели его пальцы − пальцы моего брата.