Теперь звонок на продленку, чтобы через пару-тройку минут Дана ждала внизу у подъезда. Опаздываю слегка из-за пробок и светофоров, а еще, как выражается Меир, подводят начальные и граничные условия: дураки и дороги. Дана с рюкзачком в руках, уставившись в тротуар, покорно ждет перед дверью. Волосы забраны цветастой банданой. Поднимает на меня полный тоски взгляд, и я прекрасно знаю, чем он вызван: сегодня в самой прогрессивной в округе и развивающей детское творчество группе продленного дня проходил урок кулинарии, который Дана ненавидит. Молча открывает правую заднюю дверь и забирается на сиденье. Я жду, пока она соизволит пристегнуть ремень. Пристегивает, наконец, даже без напоминания.
Дома нас встречают две кошки: Белка и Клякса. Мой математик-муж, любитель логических парадоксов и прочей схоластики, назвал абсолютно белую кошку Кляксой, а совершенно черную — Белкой. Забавный такой портрет в интерьере представляет собой наша семья: на зеленой лужайке сидит, скрестив ноги, здоровенный блондин под метр девяносто и держит на каждом колене по девице, на одном — пухленьную черноволосую Дану, а на другом — тоненькую блондинку Мааян. Рядом с ним пристроилась на одеяле хрупкая брюнетка-жена в окружении черной и белой кошек средней упитанности и мордатости. Нас можно ставить на шахматную доску и использовать в качестве фигур: белый король и черная королева, черная ладья и белая пешечка, два резвых разноцветных коня.
Клякса с Белкой — мое спасение; заскучавшие звери, задрав черный и белый хвосты, наперегонки бегут навстречу, и все дневные беды и обиды враз замурлыкиваются. Девицы обнимают, тискают и кормят кошек, а я кормлю полдником девиц и попутно интересуюсь, собирается ли мой благоверный покинуть сегодня свой старт-ап в приличествующее семейному человеку время. Говорит, что собирается, но, как всегда, бурчит что-то про принцип неопределенности.
Из всех новостных передач я смотрю шестичасовую на втором канале. Стараюсь не пропускать ее с того дня, как после очередных выборов ведущий ее Одед пригласил известного политического фрондера Томи, только что подписавшего соглашение со своими заклятыми друзьями.
— Ну что, еще несколько миллионов, и купили тебя, господин Лапид? — со змеиной улыбкой спросил Одед.
— Бабку твою купили!! — заорал разъяренный Томи в прямом эфире.
Не припомню, когда я в последний раз так смеялась. Купил, купил меня Одед. С тех пор смотрю его передачи, которые гораздо живее всех остальных, выходящих в эфир в прайм-тайм. А может, это еще потому, что Одед своими внешностью и ехидством чем-то отдаленно напоминает мне Меира. Достаю из морозилки равиоли, чтобы слегка оттаяли, мою овощи для салата и включаю телевизор. Слушаю вполуха новости, прогноз погоды (жарко — жарче — совсем жарко), вырубаю звук, пока идет реклама. Увлекшись салатом, я пропускаю продолжение, а когда поднимаю глаза от доски, то вижу на экране Илану и Дану.
— … спасибо, ничего, — отвечает Дана на вопрос Одеда.
— Дана, как давно ты находишься в больнице?
— Четыре месяца.
— И все это время ты не была дома?
— Была… только сюда опять надо.
— Дана, скажи, а тебя навещают твои друзья?
— Навещают.
— А они знают о твоей болезни?
— Знают.
— Они поддерживают тебя?
— Да…
— Я знаю, что ты ходила в детский сад, но сейчас ты не можешь туда ходить?
— Нет.
— Ты веришь, что лечение окончится, и ты снова пойдешь в садик?
— Да.
— Дана, мы все тебе желаем выздоровления и надеемся, что ты сможешь вернуться домой.
— Спасибо.
Картинка меняется, исчезает больничная палата, и на экране вновь появляется студия.
— Здравствуйте, Илана!
— Здравствуйте, Одед.
— Я так понимаю, что четыре месяца химиотерапии ни к чему не привели, и состояние Даны ухудшается.
— К сожалению…
— Проблема в лекарствах, которые Дана не может получить?
— Да нет, врачи использовали все возможные средства.