— Ну что случилось? Я же вижу, что нравлюсь тебе! — Он решил не сдаваться.
— Нравишься?! — Она помолчала. — Да я уже скоро год люблю тебя. Я дышать без тебя не могу! Три раза в неделю хожу на танцы, ни с кем не танцую и только смотрю на тебя. Я знаю, где ты живешь. Знаю твоих друзей, подружек. Я помню, когда и кого ты провожал, с кем оставался на ночь. Всё это время я ждала. Я знаю — ты создан для меня! Ты — мой! И вот ты, наконец, заметил меня. Это был самый счастливый день в моей жизни!
Никогда у меня не было мужчины. Я ещё девушка! — Её голос звенел. Она прижала свою голову к его груди и легонько всхлипывала. — Я очень хочу быть твоей, но поклялась, что буду с тобой только после свадьбы. Иначе ничего не получится. Прости меня, милый! — Она умоляюще заглянула ему в глаза и отшатнулась — там были только сталь, лед и злость.
— Ну, не сердись! Если ты так хочешь, то хоть пообещай мне, что женишься. Я знаю, ты сдержишь слово. — Умоляла она и была уже готова на всё, лишь бы задержать его и не рада, что наговорила всё это. Она чуть не плакала и это злило ещё больше. Схватила его руку и прижала к своей груди. Уже сама целовала и пыталась положить на постель. Ей не нужны были теперь даже обещания. Только бы удержать, только бы не дать подняться с этой постели. А там она сумеет привязать его к себе. Её любовь не отпустит, свяжет, заколдует. Но всё было напрасно.
Как будто кусок льда бросили ему за пазуху. Он и хотел её и не мог ничего с собой поделать. Он знал, что это будет первый и последний раз и не мог заставить себя ничего обещать. Хотел хотя бы обнять её на прощанье и даже этого не смог — руки не поднялись. В другой раз наобещал бы золотые горы, женитьбу, всю жизнь носить на руках и провёл бы прекрасную ночь. А тут не мог. Так чисты были эти глаза... Не мог и всё!
Еле-еле отодрал от себя её руки и, чуть не ударив, скрипя зубами, пошёл вон из квартиры. В голове билось: “Дурак! Дурак! Зачем? Куда? Остановись!” Она только вскрикнула: “Эдик!” — И этот крик до сих пор звенит в ушах. Проклятая гордость. Как пришёл домой, не помнил. На следующий день напился. Потом снова и снова. А потом отпустило, вроде. Забыл даже на время. Девчонку завел, другую, третью.
Так прошло полгода. Ни разу не встретил. На танцах голова сама, невольно, крутилась во все стороны. Не хотел, а искал. Когда понимал, кого ищет, уходил с танцев и опять напивался.
Однажды, дома собирался куда-то и, вдруг, так защемило сердце, хоть умирай. В чем был, встал и пошёл к ней. Только паспорт прихватил. Был уверен — ждет. Пришёл — уже стемнело. Вот и знакомая дверь. От волнения тошнило. Постоял немного, перевёл дух. Позвонил.
Дверь открыл невысокий растрёпанный парень в спортивных штанах и майке.
— Вам кого? — Внимательно и вежливо спросил он. Эдик, на миг, потерял дар речи и уже почти всё понял, но ещё надеялся на что-то — может брат!
— Валю позовите, пожалуйста, — пробормотал он.
— Она в ванной. Что ей сказать? — Спросил парень. Отчаяние сжало горло. В этот момент он был готов на всё, чтобы только здесь не было этого невысокого некрасивого парня. Со всей своей силой, со всем умом и красотой он ничего не мог поделать. Время не вернешь!..
— Передайте, что пришёл Эдик! - В этот момент, из глубины квартиры, видимо из ванной, раздался знакомый голос:
- Серёжа, кто там?
- К тебе Эдик пришёл! — сказал парень, не спуская с него настороженных и грустных глаз. Молчание глыбой повисло над тремя молодыми людьми, каждый из которых всё понимал и всё знал. Эта минута могла решить и изменить их судьбу.
Так длилось минуту, а может быть вечность. Наконец, донесся приглушенный, изменившийся голос:
-Передай ему: песенка спета! Назад возврата нет! - Тисками сжало сердце. Задеревенело всё тело. Он ещё смог развернуться и выйти из коридора. Сзади тихо закрылась дверь. Внизу прижался лицом к стене и так простоял целый час. Без слёз, без стонов. Чуть не умер. Но, наконец, сумел сцепить зубы и снова полетел по жизни, улыбаясь. Только, с тех пор, раз в году, осенью, в то же время, снится ему сон: держит он кого-то в объятиях, целует, ласкает. Вдруг приглядывается — а это страшная беззубая уродливая старуха.
И тут она, как студень выплывает у него из рук и с мерзкой улыбочкой, похлопывая по щеке, говорит: “Ну что, вырвался, дурачок?! Погуляй! Погуляй! Куда ты денешься?! Вернешься!” — и тут превращается в паука и слюнявыми синими губами целует его взасос.
Каждый раз он просыпался с криком и слезами и, поняв, что это только сон, всхлипывая, засыпал, успокоенный.
И вот прошло уже больше двадцати лет, а он всё так же хочет её. Всё так же мечтает. И, чёрт побери, если бы представилась такая фантастическая возможность, всё бы бросил и вернулся бы в ту маленькую бедную комнатку, к тем ищущим страстным маленьким рукам. Услышать бы ещё раз тот горестный возглас: “Эдик!” И на этот раз вернуться!
* * *
“Вот я и придумал себе подарок”. — Подумал он грустно. Солнце зашло. Резко потемнело. Кассета закончилась. Эйфория прошла. Защемило сердце. “Да, много всякой ерунды мне завтра надарят. А вот этого не сможет никто. Прошлого не вернешь!” — Он положил голову на руки и закрыл глаза. В машине было почти темно. Из открытого окна повеяло холодом и тревогой.
— Ну, почему же не вернешь? Глупости! Этот подарок мы тебе сделаем! Пальчики оближешь! - Эдуард вздрогнул и окаменел. Голос раздавался в кабине и исходил с заднего сиденья, хотя он точно знал, что в машине, кроме него, никого нет. Леденея от страха, он медленно повернул голову и увидел сзади мрачного человека в чёрном. Одежда была несколько старомодная и эту старомодность подчёркивал чёрный цилиндр, лежащий на руках незнакомца, сидящего в непринуждённой позе, с лёгкой нагловатой усмешкой. Пока Эдик рассматривал его, ужас постепенно отступал перед любопытством.
— Кто вы такой?! — Прошептал он, глупо тараща глаза.
— Эдуард Андреевич! — Человек в чёрном театрально всплеснул руками. Ну вы же образованный человек! Небось и “Фауста” Гете читали. Да вот и “Мастер и Маргарита” у вас в бардачке лежит. Да! Да! Я как раз тот, о ком вы изволили подумать только что. Не переживайте, ваш испуг меня не обидел. Привык! — Он горестно покачал головой. — Зачем нам друг друга бояться? Всё в мире уравновешенно. Добро-зло, красота-уродство, радость-грусть! Куда нам деться друг без друга? Вот так, милый Эдуард Андреевич! — Развёл руками гость. — Ну, что ж. А теперь приступим к исполнению желаний! Сегодня, правда, не Новый Год, а я — не Санта-Клаус, ну да ничего! Рассмеялся он. — Хорошему клиенту, как говорится, всегда рады. Итак...
— Я не понимаю! В чем дело, гражданин? — растерянно тянул время Эдик, пытаясь сосредоточиться, и оглянулся по сторонам, как бы ища совет.
— Послушай ты, козявка! — Зашептали зло из темноты. — Прекрати дёргаться. Ты в своей жизни столько наворотил, столько нагадил, что и без всего этого наш. Да и осталось тебе недолго. Уж, поверь мне! Ровно через год всё равно встретимся. Ох и ждут тебя у нас! Накрутился ты здесь. Теперь у нас покрутишься. — Голос был тихий, но такой жесткий и властный, что сомневаться в возможностях его обладателя не приходилось.— Дам напоследок тебе ещё один шанс порезвиться. Такое желание грех не исполнить. Самому интересно. Ну что, подписываешь? — Он остановился и резко выдернул из рукава лист бумаги, на котором красным огнём горели буквы дьявольского договора. Внизу стояла точная дата и даже время, — посмотрел на часы — точно. Там же была и его собственная пылающая подпись.
— Решайся, глупый. Такого шанса не будет больше никогда. И считай, что жизнь состоялась на пять с плюсом! — Он вынул из цилиндра длинную булавку с черепашьим наконечником. — Вот, уколи только пальчик и приложи сюда. — Прошептал ласково, завораживая. Блики от огненной бумаги падали на угодливое лицо, лишая воли.
Эдуард чувствовал себя алкоголиком, который знает, что в стакане яд, но не выпить не может. Преодолевая сопротивление своей кричащей, зовущей на помощь души, он, не привыкший за долгие годы отказывать себе ни в чем, махнул рукой и схватил булавку:
— А! Чёрт с тобой! Давай! — Чёрт опять засмеялся.