— Я еще не совсем забыл, чему меня учили в колледже, и помню о таких азбучных истинах, как опыты Павлова, — ответил Гриффин.
— На этом азбучные истины кончаются. Дальше мы подсоединялись к слуховому нерву, и измеряли реальный сигнал, поступающий в мозг: дзынь-дзынь, тридцать импульсов в секунду, можно было даже увидеть это на осциллографе. А потом мы поменяли звонок. Взяли новый, с частотой двадцать четыре удара в секунду. Попробуйте угадать, что произошло?
Ответа не было. Брэд снова улыбнулся.
— Осциллограф по прежнему регистрировал тридцать ударов в секунду. Мозг слышал то, чего в действительности не существовало.
— Таким образом, вы видите, что подобное промежуточное звено существует не только у лягушек. Человек познает этот мир заранее определенным образом. Уже сами органы чувств фильтруют и группируют информацию.
— Так вот, Роджер, что я собираюсь сделать, — добродушно усмехнулся Брэд, — это немного помочь тебе в интерпретации. С твоим мозгу мы вряд ли сможем что-то сделать. Плохой он или хороший, нам придется на него положиться. Это всего лишь масса серого вещества, со структурой, ограничивающей емкость, и мы не можем бесконечно накачивать его сенсорной информацией. Единственный участок, на котором мы можем работать — это интерфейс. Пока информация еще не поступила в мозг.
— В окно уложимся? — грозно хлопнул ладонью по столу Гриффин.
— Попробуем, — добродушно усмехнулся Брэд.
— Попробуем?! Если мы клюнем на твою идею, и она не сработает, ты у меня попробуешь, юноша.
Веселье с Брэда как рукой сняло.
— А что прикажете вам сказать?
— Скажи мне, какие у нас шансы! — рявкнул Гриффин.
— Не хуже, чем один к одному. — поколебавшись, ответил Брэд.
— Вот это другое дело, — наконец-то улыбнулся Гриффин.
Один к одному, думал Роджер по дороге к своему кабинету, ставить один к одному — в общем-то не так уж и плохо. Конечно, все зависит от ставок.
Он замедлил шаги, подождав, пока Брэд нагонит его.
— Брэд, — спросил он, — ты уверен в том, что ты там наговорил?
Брэд хлопнул его по спине.
— Сказать по правде, больше чем уверен. Просто не хотелось высовываться при старике Гриффине. И вот что еще, Роджер… спасибо.
— За что?
— За то, что хотел меня предупредить, сегодня днем. Я очень тебе благодарен.
— Не за что, — кивнул Роджер.
Он провожал взглядом удаляющегося Брэда и ломал голову над тем, откуда Брэд может знать о том, что он сказал только своей жене.
Мы могли бы объяснить ему. Мы могли бы объяснить очень многое, включая и то, почему опросы общественного мнения показывали именно такие результаты, какие они показывали. Но ему были не нужны ничьи объяснения. Он сам легко бы мог это выяснить… если бы в самом деле хотел знать.
Глава 7. СМЕРТНЫЙ ПРЕВРАЩАЕТСЯ В МОНСТРА
Дон Кайман был очень серьезным человеком и никогда не бросал начатого на полпути. За это мы и выбрали его ареологом программы. Увы, это же свойство распространялось и на религиозную сторону его жизни. Каймана тревожил религиозный вопрос, прятавшийся где-то на границах сознания.
Правда, это не мешало ему посвистывать перед зеркалом, старательно подбривая бородку а-ля Диззи Джиллспай, или укладывая волосы в аккуратное каре. Но все-таки тревожило. Кайман уставился в зеркало, пытаясь сообразить, в чем же все-таки дело. Как минимум, в футболке, тут же догадался он. Футболка была не к месту. Он поменял ее на четырехцветный полугольф двойной вязки. Ворот свитера чем-то смахивал на пасторский воротничок. Весьма кстати, с усмешкой подумал Кайман.
Зазвонил интерком.
— Донни? Ты уже готов? Или еще минуту?
— Еще минуту, — ответил он, оглядываясь по сторонам. Так, что еще? Спортивная куртка висит на стуле у дверей. Ботинки сияют. Ширинка застегнута. Становлюсь рассеянным, подумал он. Что-то его грызло, что-то тесно связанное с Роджером Торравэем. В эту минуту он очень жалел его.
В конце концов Кайман пожал плечами, перебросил куртку через плечо, прошел по коридору и постучал в двери женской половины.
— Доброе утро, святой отец, — улыбнулась новенькая, впустив его. — Присядьте. Сейчас я ее позову.
— Спасибо, Джесс.
Она заспешила по коридору. Кайман проводил ее оценивающим взглядом. Облегающий комбинезон только подчеркивал фигуру, и Кайман позволил себе насладиться легким, почти забытым чувством вины за грешные мысли. Невинный грех, вроде мяса по пятницам. Ему вспомнилось, как каждую пятницу вечером родители чуть ли не украдкой жевали мороженые устрицы во фритюре, хотя церковные правила на этот счет были уже отменены. Не то, чтобы они считали грехом есть мясо, просто уже так привыкли к рыбе по пятницам, что не могли перестроиться. Отношение Каймана к сексу было очень похожим. Снятие целибата не стерло генетической памяти духовенства, две тысячи лет притворявшегося, что не знает, зачем ему половые органы.