При всем при том, это не было разумной идеей. Сейчас уже никто не заселял новые миры. Да, роботы-разведчики доложили об открытии еще дюжины новых планет, вполне возможно, что от дальних звезд прийдут и новые сообщения. Но уже все знали, как сложно было основать колонию там, где до тебя не было ни единого землянина. Горячка колонизации угасла уже несколько веков назад (во всяком случае, по земному летоисчислению).
Впрочем, не было сомнений, что пионерский дух когда-нибудь еще воскреснет — но позднее — возможно, даже в ближайшие столетия, когда все новые миры потребуют для себя людей предприимчивых и с авантюрной жилкой. Но не сейчас. И, естественно, немолодой и усталый экипаж «Нордвика» для этой цели не годился совершенно.
Мерси МакДональд заставила себя встряхнуться и взялась за работу. А вдруг планета Долгий Год будет лучше.
Но может и нет, потому что бродячие звездолеты вроде «Нордвика» лучших миров не посещали. Вообще-то говоря, подобные корабли и права на существование не имели. Они давно уже были ископаемыми. Их компания могла себе позволить покупать подобные развалины лишь потому, что весь этот класс звездолетов давным-давно уже был вытеснен новыми кораблями, которые уже могли совершать посадку на поверхности; во всяком случае, если планета была достаточно крупной и развитой, чтобы оправдать применение посадочной системы. «Нордвик» же был исчезающей породой, не способной ни к чему, разве что брести потихоньку между самыми бедными и недавно колонизированными мирами в надежде устроить там свой маленький бизнес и отремонтироваться, чтобы улететь чуточку подальше.
Только, гадала Мерси МакДональд, терпеливо сверяя фактуры, будут ли эти бедные миры достаточно бедными, чтобы пожелать купить те товары, которые корабль предлагал на продажу. Некоторым машинам и устройствам давно уже исполнилось лет десять-пятнадцать — это по корабельному времени, да и продажные технологии тоже были далеко не современными. Все товары были такими же обветшалыми, как и сам звездолет. На складах хранилось 2300 штук «самоделок» — совершенно дешевых товаров, изготовленных самими членами экипажа для продажи и для того, чтобы как-то убить время в полете. Сюда же включались стихи, произведения искусства и вязаные вещи. Здесь же было почти одиннадцать тысяч видов цветов, фруктовых и декоративных деревьев, овощных культур и трав; самые обещающие из них уже дали на гидропонических грядках новые семена. Была библиотека из почти 50 000 старых земных книг, записанных в цифровой форме — предполагалось, что на новых планетах кому-то захочется читать книги; на Гадесе эту часть груза проигнорировали совершенно, и для Мерси это послужило поводом подумать, что планету назвали очень удачно. (А ведь это были хорошие книги! Мерси сама прочитала из них шесть или семь тысяч, и это помогало ей сделать долгие межзвездные перелеты хоть чуточку терпимее). На продажу здесь были копии машин и механизмов (если древние земные машины вообще представляли какую-то ценность), но больше всего было информации — громадные залежи, касающиеся любой области человеческих знаний от медицины и антропологии до комбинаторной математики (кстати, знаниями тоже никто не интересовался).
Если подсчитать стоимость всех товаров на «Нордвике» в деньгах (чем Мерси, собственно, и занималась, рассчитывая, что и за сколько продать), то ее довольно легко можно было установить на уровне в 30 — 40 миллионов долларов, даже если не считать упаковок с вещами, которые не купит никто и никогда.
Но ценность этих товаров могла проявиться только на рынке, а кто знает, за что захотят платить эти типы с Долгого Года?
Мерси даже обрадовалась, что гудение корабельного колокола перебило ее занятия; гораздо менее приятно стало, когда в уголке ее рабочего экрана появилось заросшее, вялое лицо Ганса Хореджера.
— Ч-черт! — произнесла Мерси в сердцах; но, во всяком случае, это был не личный вызов, а одно из бесчисленных обращений капитана к экипажу.
Правда, для Мерси хрен был редьки не слаще. Она уступила неизбежному, записав расчеты в память, и позволила лицу Хореджера расползтись на весь экран. После их небольшой стычки возле душа капитан уже преобразился. Он надел свое общественное лицо, спокойное, увереное в себе, совершенно не похожее на то, с которым он лапал ее за грудь своими потными рукамим еще двадцать минут назад.
— Экипаж, — говорил Хореджер, сверкая сквозь бороду и усы своими желтыми зубами. — Я только хочу сказать вам про последний сеанс связи с нашим следующим портом вызова на планете Долгий Год. Пока еще мы находимся довольно далеко, но прием уже лучше, а новости так и вообще распрекрасные. Они сообщают, что к ним уже давно не прилетали корабли. Как долго, я не знаю, потому что они пользуются собственным календарем. Но уже давненько. И они страшно взбудоражены тем, что к ним летим мы. Для нас опять же плюс. Население планеты — полмиллиона, или что-то около того. Звучит смешно, продолжил он в своей болтливой манере, которая, как считал сам Хореджер, располагала к доверительности, но которая никого не обманывала, — потому что у них было целых двенадцать или пятнадцать поколений, чтобы повысить число жителей, ну да ладно, могло быть и хуже.
Естественно, подумала Мерси, могло быть и хуже. Могло вообще ничего не быть. Долгий Год мог стать не первой уже планетой, вымершей между прилетами космических торговцев, оставляя для будущих странников пустое место.
— Тем не менее, это целых полмиллиона
Он взмахнул рукой, и под его лицом появились данные: звезда типа F8, гравитация на поверхности сходна с земной; атмосфера немного плотнее, правда, парциальное давление кислорода несколько ниже.
— И вы только поглядите на то, что они говорят про свою звезду! привлек он всеобщее внимание. — Она яркая. Так что кое-кто из слишком обеспокоенных может облегченно вздохнуть — у нас не будет неприятностей с дозаправкой топливом.
— Это меня считают слишком обеспокоенной, — сказала Мерси МакДональд в экран, потому что уже несколько месяцев талдычила Хореджеру, что если они в ближайшее время не подзаправятся, их следующая остановка может оказаться последней.
Она могла сказать и больше, потому что разговоры в пику Хореджеру, вещающему с экрана, были одной из устоявшехся ее привычек — это помогало сдерживаться потом, когда он мог ее слышать, — но ее остановил скребущийся звук, когда кто-то остановился возле двери в каюту.
В какой-то ужасно противный момент Мерси испугалась, что это может быть сам Хореджер. Конечно же, это было невозможным — ведь сейчас он жизнерадостно вещал с экрана. Когда Мерси открыла дверь, ей было приятно увидеть, что это была всего лишь Бэтси арап Ди, женщина, которую она более всего могла назвать своей лучшей подругой на «Нордвике».
— Привет, — сказала она, приглашая Бэтси войти.
После этого Мерси пригляделась к лицу подруги.
— Что случилось? — резко спросила она, и вдруг чего-то испугалась.
Бэтси поддерживала свой выпирающий живот.
— Что-то с ребенком, — всхлипнула она. — Я уже испачкалась, и мне больно. Ты не поможешь мне добраться до лазарета?
За то время, пока Мерси МакДональд доставила свою подругу в служащую лазаретом каюту, Сэм Бейджхот, более всего вошедший в роль медсестры для экипажа, уже успел подготовить акушерское кресло, а Денни де Брайд, которого хоть и с большой натяжкой, но можно было считать врачом, лихорадочно прогонял на дисплее данные по гинекологии и акушерству.
Де Брайд не был настоящим врачом, но он был лучшим из оставшихся на «Нордвике» после массового дезертирства на Гадесе, так что ему нужно было много времени, чтобы прочесть все сведения о родах.